Выступление «Rheinische Zeitung» 12 и 14 декабря со статьями, касающимися дровяного голода и бедственного положения мозельских виноделов, вызвало два рескрипта обер-президента Рейнской провинции фон Шапера. В качестве ответа на них и появилась статья К. Маркса «Оправдание мозельского корреспондента» (написана между 1 и 20 января 1843 г.). В ней К. Маркс делает несомненный и значительный шаг вперед по пути обнаружения подлинной сущности (общества).
Главный вопрос, который К. Маркс анализирует, — бедственное положение примозельского края. К. Маркс стремится выделить закономерные, объективные отношения, независящие от воли» от произвола, от желаний отдельных лиц20.
Собственно говоря, признание объективной природы отношений, признание необходимости, закономерности, объективности государственной жизни возможно и с позиций материализма и с позиций идеализма. Для того чтобы решить, какой степени развития достигли зародыши материализма во взглядах К. Маркса, нужно разобрать весь анализ государственной жизни, данный К. Марксом в этой статье.
Бедственное положение примозельского края К. Маркс относит к явлениям государственной жизни.
Государственная жизнь охватывает, по крайней мере, две стороны: частную и государственную. Частная сторона государственной жизни есть гражданское общество, область частных интересов. Термин «государство» употребляется и в значении «целое» и в значении «одна из сторон, частей целого». Устранение бедственного положения примозельского края означает изменение обеих сторон: изменение и частной, и собственно государственной.
Поскольку сфера частных интересов представляется стороной, частью государственной жизни, постольку она есть лишь проявление, а государство есть сущность, целостность, внутреннее, единство. Действительное отношение по-прежнему осознается еще в перевернутом виде.
Согласно идеалистической гегелевской методологии целое, целостность, всеобщность, единство, полагает из себя свои части, стороны, различия: государство полагает из себя сферу гражданского общества и самое себя как свою часть. Следуя такой методологии, необходимо утверждать, что упразднение обособленности и противоречивости частей не может исходить от частей, а должно быть деятельностью именно целого, целостности, всеобщности, единства. В таком случае должны быть и люди, выражающие это единство, всеобщность, целое, как таковое. Выражением этой деятельности целостности как целостности и служит, по мнению К. Маркса, свободная печать, стоящая выше и обособленности сферы частных интересов, и обособленности государства, т. е. выше государства, поскольку оно является своей собственной частью.
Но если целостность, всеобщность, единство, полагает из себя свои части, стороны, различия, то и в анализе бедственного положения примозельского края необходимо исходить из целого, всеобщего, единства и идти к различиям, сторонам, как полностью полагаемым всеобщим, единством, целым. По сути дела следовало бы пользоваться дедукцией, оторванной от индукции.
К. Маркс напротив и вопреки сохраняющимся у него идеалистическим представлениям принципиально встает на иной путь: он идет от фактов к обобщениям, от констатации сторон, различий к установлению их противоречивого единства, от поверхности, случайности к сущности, закономерности, необходимости. «…Мы хотим строить всё наше изложение на одних фактахи стараемся только, по мере сил, выразить эти факты в обобщённой форме…»21. Провозглашение этого положения в качестве определяющего принципа подхода к изучению предметов уже означает известный выход за пределы гегелевского идеализма. Объективный идеализм построен на абсолютизации дедукции, на признании за дедукцией привилегии единственно подлинного познания. Индукция оказывается в принципе приемом не действительного познания, а обнаружения знания, полученного дедуктивным путем. Правда, сами факты могут быть поняты, в частности, как констатация тех или иных моментов объективного духа. В общем и целом К. Маркс и представляет объективные отношения в качестве отношений объективного духа.
Но все-таки не только желание принципиально строить свои воззрения лишь на строгом обобщении фактов, но главным образом реализация этого намерения позволяют заключить о росте зародышей материализма во взглядах К. Маркса по сравнению с предшествующими работами.
К. Маркс продолжает полагать, что государство есть политический дух, а следовательно, продолжает рассматривать государство, соответствующее своему понятию, как государство разума,. истинное государство. Государство, не соответствующее своему понятию, является в таком случае неразумным, отклонением от разума. Сущность есть разум, истина, и поэтому существующее есть только существующее, оно в самом себе не имеет сущности, а значит, закономерности, необходимости. Если же неразумное существующее имеет свои внутренние законы, всеобщие, необходимые связи, то отсюда следует отрицание разума в качестве единственной, общей сущности.
К. Маркс еще в статье «Запрещение «Leipziger Allgemeine Zeitung» писал о внутренних законах народной прессы. Народная пресса и есть выражение духа народа, т. е. относится к существованию. Но внутренние законы развития народной прессы, выражающей разум, истину, четко не отличались К. Марксом от самого разума, истины. Это существование разумное.
Теперь же К. Маркс анализирует существование, которое нельзя отнести к разумному, существование, которое является отрицанием разума: бюрократическое, антинародное, неразумное управление. Он выявляет внутренние законы неразумного существования. Он также исследует отношение между двумя неразумными существованиями: сферой частных интересов и антинародным, бюрократическим управлением и обнаруживает необходимость, закономерность отношения. Тем самым он уже не просто провозглашает, но начинает реализовывать положение о необходимости выявления «логики дела», логики специфического предмета. Нужно было сделать следующий шаг по пути обобщения, дать себе отчет в достигнутом результате, осознать его, сформулировать в общей форме, окончательно отказаться от противоречащего этому положению допущения, вытекающего из объективного идеализма, будто разум, истина как таковая есть всеобщая сущность различных предметов, в которых она только воплощается, и остановиться на признании во всеобщей форме положения о наличии сущности определенных предметов.
Остановимся более подробно на исследовании К. Марксом бюрократии, отношения сферы частных интересов к бюрократическому, антинародному государству и на рассмотрении зародышей материализма в этих воззрениях К. Маркса. Вопрос об отношении гражданского общества и государства уже есть методологический вопрос. Выражая вопрос в более общей форме, следует сказать, что тут речь идет об отношении сущности (общества)22 в её слитности с собственной непосредственностью этой сущности (частные материальные интересы, взятые только как частные, есть поверхность материальной жизни общества как сторона самой этой жизни), а также с определенной исторической стадией развития сущности, и одной ближайшей формы проявления сущности (имеется в виду государство). Причем ближайшая форма проявления сущности фиксируется тоже в ее особом историческом существовании. Кроме того, действительная сущность (гражданское общество) выступает в сознании преимущественно в качестве формы проявления, а действительная форма проявления (государство) — в качестве сущности. И это не все, в сознании К. Маркса образуются зародыши понимания действительного отношения сущности и явления. В статье «Оправдание мозельского корреспондента» все это осознание отношения гражданского общества и государства достигает почти предела, за которым должно последовать «переворачивание» отношения и обнаружение подлинного отношения гражданского общества и государства.
Рассмотрение Марксова исследования в упомянутой статье отношения гражданского общества и государства позволяет выделить в исследовании две ступени изучения материала.
Прежде всего К. Маркс просто сопоставляет наиболее показательные места документов, в которых зафиксирован диалог представителей существующего государства и представителей частных интересов о бедственном положении виноделов примозельского края. К. Маркс стремится точно описать фактическое отношение гражданского общества и государства по данному вопросу.
Это ступень описания. В описании предмет изучения представляют по возможности без изменения, так, как он непосредственно дан. Поэтому справедливо говорить о том, что в описании констатируется непосредственное, наличное бытие предмета изучения. Однако К. Маркс не пользуется описанием в чистом виде, в противном случае он должен был бы просто переписать все документы, не опуская ничего, ни одной запятой, ни одной буквы. Описание в чистом виде есть абсолютно точное воспроизведение предмета, как он непосредственно дан. К. Маркс же, во-первых, изучает документы под углом зрения определенного вопроса и, во-вторых, выделяет в них места наиболее показательные, т. е. производит отбор существенного материала, отвлекаясь от несущественного. Следовательно, описание с самого начала нераздельно связано с теоретической обработкой материала исследования. Но все же сначала явно доминирует воспроизведение предмета изучения в таком виде, в каком он непосредственно дан.
Вторая ступень. Непосредственно данное К. Маркс анализирует, обобщает, стремясь не вносить в факты ничего произвольного, а лишь выразить их в обобщенной форме.
Выше, в другом контексте, мы писали об этой ступени в исследовании К. Маркса. Здесь необходимо внести дополнение. Посредством анализа и индукции К. Маркс выделяет объективные отношения. Но при таком способе центр тяжести лежит именно в выявлении общего, объективных отношений, как они даны в фактическом положении. Изучение внутренних, необходимых связей объективных отношений друг с другом, т. е. их объяснение не становится задачей первостепенной важности. И в частности поэтому К. Маркс в общем и целом сохраняет прежнее представление о необходимой духовной природе объективных отношений.
Исследование взглядов К. Маркса должно пройти необходимый путь всякого исследования: от их описания через анализ, строгое обобщение взглядов К. Маркса, непосредственно представленных в его работах, к характеристике внутренних, необходимых связей взглядов К. Маркса, уже пусть непосредственно и не представленных в его трудах23. Как всякое подлинное абстрагирование это есть отступление от непосредственно данного при одновременном углублении в него.
Мы не будем воспроизводить описательную стадию исследования К. Маркса, опустим из-за недостатка места и проделанный нами анализ второй ступени исследования К. Маркса и попытаемся обнаружить те необходимые объективные отношения гражданского общества и государства, экономики и политики, которые обнаруживаются в анализе К. Маркса.
К. Маркс констатирует как данное определенное отношение между сферой частных интересов, гражданским обществом и административной, исполнительной бюрократической властью. Употребляя здесь слова «как данное», мы имеем в виду, что К. Маркс не изучает возникновения этого отношения, а обнаруживает его в фактическом положении дел в качестве существующего.
Как рассматриваются стороны отношения и само отношение? К. Маркс начинает анализ не вообще с внутренних отношений бюрократической исполнительной власти внутри себя и не с высоких инстанций управления, а с отдельного представителя бюрократии, наиболее близко стоящего к другой стороне отношения, к сфере частных интересов. При этом отдельный представитель бюрократии рассматривается как индивидуализированный тип. Это делается с целью отвлечения от субъективных влияний и выделения общего, объективного. Этот отдельный чиновник добросовестен, делает все от него зависящее (предполагается, идеальный случай, очищенный от затемняющих суть дела обстоятельств) и потому считает положение дел не внушающим опасения. И вдруг он встречается с противоположным мнением. Отношение отдельного чиновника (как воплощения типа), ближе других представителей бюрократии соприкасающегося со сферой частных интересов, враждебно, противоположно сфере частных интересов. Откуда проистекает такая противоположность? В общей форме К. Маркс этот аспект дела не разбирает. Но попытаемся выявить, что здесь содержится скрыто.
Чтобы чиновник встал во враждебное, противоположное отношение к сфере частных интересов, должна существовать противоположная точка зрения. О противоположной точке зрения говорится сначала лишь в отрицательной форме: эта точка зрения противоположна точке зрения чиновника. Чем же обусловлена последняя? Если чиновник добросовестно исполнял свои обязанности, то он должен считать, что осуществлял всеобщий, государственный интерес. В таком случае противоположная точка зрения, отрицающая его точку зрения, естественно, для него выступает как сугубо частный интерес. По сути дела, чиновник исходит из убеждения в том, что именно и только чиновники воплощают и защищают всеобщий, государственный интерес, а управляемые связаны только с частными интересами. Следовательно, представление чиновника неявно основывается на убеждении в полном тождестве его частной деятельности с осуществлением всеобщего, государственного интереса, т. е. на полном отождествлении своего частного интереса с всеобщим, государственным интересом, и на убеждении в полном отрыве сферы гражданского общества от всеобщих, государственных интересов. Отношение государства и гражданского общества тогда предстает как отношение только исключающих друг друга противоположностей.
К. Маркс анализирует и вторую сторону отношения. Попробуем проанализировать и обобщить Марксово рассмотрение второй стороны. К. Маркс не отвергает существования сугубо частных интересов. Государство в случае столкновения с ними должно подчинить их себе. В статье «Дебаты по поводу закона о краже леса» К. Маркс уже доказал, что лесовладельцы, заседающие в ландтаге, осуществляют законодательную, деятельность в своекорыстных интересах, т. е. подчиняют всеобщие, государственные интересы частным интересам (точнее, интересам частных собственников). Тогда он склонялся больше к тому, чтобы приписывать это отклонению от разума, т. е. случайности, хотя в то же время в статье менее явно и развито содержалось представление о необходимости такого положения для развития духа на стадии рассудка.
Теперь К. Маркс имеет дело не с эгоистическим частным интересом, а с интересом, который является и частным и вместе с тем государственным, всеобщим. По существу в статье «Оправдание мозельского корреспондента» фигурирует именно этого рода частный интерес. Однако К. Маркс специально не выделяет и не сопоставляет друг с другом отношение государства и своекорыстных частных интересов с отношением государства и частных интересов, совпадающих с государственными интересами. Поэтому анализ второго отношения в статье до известной степени представлен слитно с характеристикой первого.
Очевидное для всех бедствие терпят именно бедные, необразованные виноделы. Но нищета подкрадывается и к более богатым и образованным виноделам. Таким образом, бедствие, охватывает главным образом бедных виноделов, и, значит, прежде всего их частный интерес совпадает со всеобщим, государственным интересом. К. Маркс не подчеркивает это обстоятельство, а только различает бедных, необразованных виноделов, испытывающих крайнюю нужду, и не могущих подать свой голос, и образованных, более богатых виноделов, к которым нищета только подкрадывается и чью жалобу разбирают административные власти. Частные интересы образованных, более богатых виноделов в данном деле также совпадают с государственными, поскольку эти виноделы наблюдают и выражают нищету других и поскольку нищета грозит им самим. Если мы сделаем вывод из анализа К. Маркса, то мы должны сказать, что с государственными интересами совпадают интересы нищей, обездоленной массы. Таков вывод непосредственно не делается К. Марксом, но вытекает необходимо при рассмотрении его анализа случая совпадения частные интересов с государственными.
Прежде чем продолжить рассмотрение отношения этих частных интересов и административной бюрократической власти, отметим одно весьма важное обстоятельство. Так как здесь частные интересы есть вместе с тем и государственные, то обобщение этого положения должно было бы привести к убеждению, что частные интересы могут превращаться в государственные, сфера гражданского общества может порождать государство тогда, когда частные интересы являются интересами обездоленной, нищей, лишенной собственности массы. Более того, К. Маркс придерживается мнения, что «управление существует для страны, а не страна для управления…»24. А страна, поскольку она противопоставляется управлению, и есть сфера гражданского общества. Условия для вывода об определяющей роли гражданского общества по отношению к государству, казалось бы, уже имелись налицо. Тем не менее К. Маркс не делает его в статье «Оправдание мозельского корреспондента». Что препятствует этому? Об этом скажем несколько позже, после того как завершим рассмотрение Марксова анализа, содержащегося в этой статье.
Итак, частные интересы в данном случае совпадают с действительно всеобщим, государственным интересом. Если интерес административной власти противоположен частному интересу, совпадающему с государственным интересом, то интерес администрации неизбежно представляет собой иллюзорно всеобщий интерес, а на самом деле частный. Каждый представитель администрации тогда на самом деле сводит всеобщий интерес к уровню своего частного интереса, к уровню личного дела. Особые частные интересы бюрократии предстают в качестве всеобщих, государственных интересов. Действительность извращается, и создается особая бюрократическая, иллюзорная действительность. Напротив, чиновнику эта официальная иллюзорная действительность представляется подлинной действительностью, а подлинную действительность он не воспринимает, считает иллюзорной. Для бюрократа всеобщие, государственные интересы оторваны от частных, и государством, целым, всеобщим ему представляется только мир его деятельности, все остальное он считает лишь объектом, не имеющим разумения. Следовательно, бюрократ исходит из представления о всесилии, активности управления и бессилии, пассивности объекта управления.
Управление оторвано от управляемых, от страны. Всеобщий интерес оторван от частных интересов. Уже в силу этого он превращается в особый частный интерес наряду с другими частными интересами. Управление вследствие своего отрыва от управляемых, от страны сводит интересы страны к интересам управляющих как группы и как отдельных личностей. Именно вследствие отрыва всеобщего интереса от частных интересов последние сводятся к первому, выступают как целиком положенные первым. Всеобщее оторвано от частного и выступает как целиком и полностью полагающее частное, отдельное; активно только всеобщее, оторванное от частного, отдельного, а частное, отдельное пассивно, есть лишь объект деятельности иллюзорного всеобщего. Таким образом, отрыв всеобщего от частного, понимание всеобщего как активного, а частного как пассивного, понимание всеобщего как целиком полагающего частное есть методологические положения, соответствующие воззрениям бюрократии.
Какова же позиция К. Маркса по отношению к тому случаю, когда частные интересы являются сугубо частными? В этом случае Маркс фактически исходит из того, что всеобщий интерес, оторванный от частных интересов, должен подавить, подчинить себе эти сугубо частные интересы.
К. Маркс еще отчасти сам стоит на позиции отрыва, не видит происхождения этого отрыва, не видит, что в этом случае не всеобщий интерес, оторванный от частного, подчиняет себе сугубо частные интересы, а, наоборот, сугубо частные интересы с необходимостью подчиняют себе всеобщий интерес, целое, государство. Следовательно, К. Маркс еще не освободился полностью от иллюзии, свойственной бюрократии и разделяемой управляемыми в стране с бюрократической властью. Не освободился он полностью и от методологических допущений, соответствующих этой иллюзии.
Однако в статье К. Маркса зародыши новой методологии, нового мировоззрения находятся на последней стадии внутриутробного развития. В условиях отрыва всеобщего интереса от частных интересов, государства от гражданского общества на стороне гражданского общества вырастает действительно всеобщий, государственный интерес. Действительно всеобщий интерес для бюрократии представляется сугубо частным, иллюзорно всеобщим, иллюзорно государственным. Напротив, в таком случае интерес бюрократии представляется всеобщим, государственным, хотя на самом деле он является частным интересом бюрократии, иллюзорно всеобщим, иллюзорно государственным.
Тут уже можно выделить в качестве еще неосознаваемой методологической основы зародыши новой методологии: частное, отдельное может превращаться в действительно всеобщее, действительно порождать всеобщее. Бюрократия именно потому, что она существует на почве отрыва всеобщего интереса от частных интересов, государства от гражданского общества, не может признать превращение частных интересов во всеобщие, для нее частные интересы есть только, исключительно, частные.
Если же, как в данном случае, расхождение между иллюзорной бюрократической действительностью и подлинной действительностью становится слишком большим и очевидным, то все противоречащее бюрократической действительности, естественно, представляется бюрократии принадлежащим к сфере гражданского общества. Поэтому вину за бедственное положение бюрократия неизбежно видит в чем-то внешнем для нее. Но если очевидное бедственное положение сохраняется, то это противоречит представлению о всесилии управления, о частном как простом воплощении всеобщего. Управляющие, оторванные от управляемых, по своей природе, которая обусловлена этим отрывом, неспособны признать превращение частных интересов во всеобщий, государственный интерес, неспособны разрешить коллизию между управлением и частными интересами, ставшими всеобщим государственным интересом, неспособны решить постоянные всеобщие коллизии между управлением и страной, неспособны разрешить противоречие между иллюзорно всеобщим и подлинно всеобщим.
Пока коллизия состоит в столкновении управления, оторванного от управляемых, с сугубо частными интересами, она может быть разрешена. Мы уже говорили, что в трактовке последнего обстоятельства у Маркса отчасти сохраняется иллюзорное представление. Здесь мы добавим следующее: К. Маркс, рассматривая сугубо частные интересы, фактически столкнулся с интересами частной собственности, т. е. частных собственников как круга, противостоящего социально обездоленной массе, а значит, массе, не владеющей собственностью. Но он пока не проводит последовательно различия между частными интересами индивидов и интересом частной собственности и не учитывает значения такого различения для определения характера разрешения противоречия между государством и сугубо частными интересами.
Итак. В воззрениях К. Маркса по сути дела содержатся следующие допущения. Всеобщее оторвано от частного. Уже в силу своего отрыва от частного всеобщее само выступает как частное и, следовательно, есть иллюзорно всеобщее. Если такое всеобщее противоречит сугубо частному, то тогда всеобщее должно, по мнению Маркса, действительно полагать частное. Если частное такого рода, что оно само превращается во всеобщее, то тогда всеобщее, оторванное от частного, есть иллюзорно всеобщее. Но коллизия между иллюзорно всеобщим и частным, самим ставшим всеобщим, т. е. подлинно всеобщим, не может быть разрешена устранением, подавлением последнего: напротив, именно частное, ставшее всеобщим, должно преобразовать и иллюзорно всеобщее.
К. Маркс — революционер, он выступает за устранение отрыва управления от управляемых. Следовательно, мы можем отсюда сделать вывод, что он, пусть пока и неосознаваемо, против отрыва всеобщего, государственного интереса от частных интересов, отрыва государства от гражданского общества, что он выступает против отрыва всеобщего от частного. А тогда следует сказать, что именно частное должно превращаться во всеобщее, в целое, что государство вырастает на основе гражданского общества. К. Маркс еще не делает таких общих выводов.
К. Маркс, с одной стороны,, сознает, что действительно глубокая, постоянная коллизия между управляющими и управляемыми (если управляющие и управляемые оторваны друг от друга и управляющие организованы иерархически) не может быть разрешена сверху. С другой стороны, у него не полностью преодолено противоположное допущение. К. Маркс не выявляет еще до конца причину отрыва бюрократии от гражданского общества. Причину отрыва он отчасти ищет пока в неверной теории, в общем сознании. А поскольку на самом деле причина отрыва лежит глубже и К. Маркс еще не видит ее, то фактически, независимо от субъективных желаний и убеждений, его революционные убеждения таят в себе непоследовательность. Эта непоследовательность состоит в следующем. Причина появления бюрократии, отделения управления от управляемых находится в неверном общем сознании, прежде всего в сознании бюрократов. Это внутренне связано с представлением о всесилии бюрократии, о том, что при столкновении сугубо частных интересов с интересами государства бюрократия действительно представляет всеобщий интерес и подчиняет себе частные интересы (а значит, сугубо частные интересы в норме не должны подчинять государство). Очевидно, тогда путь к устранению отрыва управления от управляемых, государства от гражданского общества состоит лишь в просвещении, познании, в разоблачении неверных представлений, а средством просвещения служит свободная народная печать. Такому представлению о бюрократии противоречит революционность взглядов К. Маркса, которая в этот период, все более углубляется. Идет подготовка перехода к пролетарской революционности. Но пока революционность Маркса остается не до конца последовательной. Это характерно для революционной демократии.
Революционность К. Маркса действительно, углубляется. В неосознаваемом противоречии с допускаемой непоследовательностью К. Маркс, во-первых, утверждает (он это делает не в общем виде, мы же придаем утверждениям К. Маркса форму всеобщности) возможность превращения частных интересов в государственный, т. е. возможность вырастания государства из гражданского общества, определяющую роль страны по отношению к управлению, определяющую роль гражданского общества, поскольку оно превращается в государство, по отношению к государству, которое стало своей собственной частью; во-вторых, отношения между бюрократией и управляемым организмом, а также внутри самого организма управления он считает не только существенными, необходимыми отношениями, но и доказывает, что изнутри бюрократия не может преодолеть присущий ей отрыв от управляемых.
Правда, относительно первого пункта следует напомнить, что случай, когда имеет место отношение государства, оторванного от частного интереса, к сугубо частным интересам не отличается им последовательно от случая, когда относится государство, оторванное от частного интереса, к частным интересам, ставшим сами по себе всеобщим интересом. Более того, там и тогда, где и когда речь идет о необходимости отношения государства и гражданского общества, как таковых, доминирует именно первый случай.
Что касается второго пункта, то сам отрыв управления от управляемых К. Маркс теоретически определяет пока преимущественно с точки зрения того, как он имеется в сознании чиновников и в сознании частных лиц. Ведь враждебность позиции чиновников, управляющих и частных лиц К. Маркс объясняет главным образом тем, что они необходимо убеждены в том-то и том-то, т. е. К. Маркс стремится выявить необходимые, объективные, независящие от воли отдельных лиц духовные отношения. Поэтому основное средство перестройки необходимых, объективных духовных отношений заключается в перестройке общественного сознания, сознания всех, а не того или иного отдельного лица. Отсюда и необходимость в свободной народной печати, которая может встать над крайностями и выяснить истину, разум отношений. С этой точки зрения дело представляется так, будто достаточно истину сделать всеобщим достоянием, чтобы она победила.
К. Маркс не раскрывает противоречия всеобщего и частного интересов внутри сферы гражданского общества, не выводит отрыва государства от гражданского общества из разрыва между всеобщими и частными интересами внутри самого гражданского общества. Противоречие между бедными и богатыми, массой, не владеющей собственностью, и частными собственниками как факт не составляет для К. Маркса тайны. Но он полагает, что это противоречие—главным образом противоречие политическое, противоречие в сфере государства и права.
Бедственное положение виноделия в примозельском крае К. Маркс считает бедствием экономическим. Не случайно в начале статьи он пишет, что именно экономист намечает средство для уничтожения нужды. Однако сама экономика еще выступает у него в конечном счете как порождение внешней и внутренней политики.
Таким образом, К. Маркс в общем и целом остается на позициях идеализма, старой методологии, но теперь зародыши новой методологии достигли такой ступени, когда им нужно только разбить скорлупу и выйти наружу.
Ближайшая форма проявления сущности (политика, государство) еще выступает в сознании К. Маркса в качестве сущности (определяющей сферы жизни общества), а действительная сущность—в качестве проявления сущности, т. е. в общем и целом подлинное отношение продолжает представляться в перевернутом виде.
Действительная сущность (материальная жизнь общества) сама имеет поверхность, сущность, проявление сущности (так экономическая жизнь капиталистического общества имеет свою поверхность, сущность, проявление сущности…). К. Маркс сталкивается уже со сферой сущности (общества), преимущественно фиксируя ее более или менее поверхностные стороны. Частные интересы индивидов — это более поверхностная сторона самой сущности (сущности существующего общества). Разделение на частных собственников и массу, не владеющую частной собственностью,—более глубокое различие в сфере сущности, но все-таки в общем-то поверхностная сторона этой сферы, подобно тому, как в «Капитале» К. Маркса наличие в сфере обращения отношения собственников средств производства и продавцов своей рабочей силы есть все еще поверхность капиталистической экономики, хотя и является отношением более глубоким, чем отношение простых товаровладельцев.
Следовательно, даже там, где К. Маркс сталкивается с действительной сущностью (общества), он воспринимает поверхностные слои этой сферы. Именно такие стороны сущности пока и переворачиваются, выступая в качестве форм проявления. Подчеркиваем: тут нужно иметь в виду, что действительная сущность общества, проявляется, например, в политике, государстве, и в то же время сама эта сущность внутри себя имеет и свою поверхность и свою сущность и свои формы проявления… Говоря здесь о перевернутом. воспроизведении в сознании сущности и ее формы проявления, мы имеем в виду первое значение термина «форма проявления».
В качестве сущности, всеобщего, выступает государство, политика, в качестве проявления сущности, частного—сфера гражданского общества. Сущность фактически отождествляется со всеобщим, а проявление сущности с частным. Всеобщее активно, полагает К. Маркс, оно само себя различает, порождает и отчуждает от себя частное, тем самым оно само превращается в частное, существует наряду с частным, таким образом, всеобщее само становится частным. Всеобщее К. Марксом отождествляется также с разумом, с сознанием. Разум активен, он отчуждает, обособляет и отрывает от себя частное (гражданское общество) как неразумное, противостоящее разуму, отрицательное по отношению к разуму. Так обстоит дело с одной стороной методологии К. Маркса. В действительности мнимая сущность представляется еще целиком полагающей свое явление (которым на самом деле служит поверхностный слой сферы подлинной сущности).
Другая сторона по существу противоречит первой. Частное само из себя порождает всеобщее (частные интересы становятся государственным интересом). Частное, неразумное порождает из себя разум, следовательно, является первичным по отношению к разуму. Неразумное существование само внутри себя имеет закономерные, существенные отношения (закон иерархии, согласно которому высшие доверяют низшим во всем, что касается частных случаев, а низшие слепо доверяют высшим во всем, что касается общего, принципов управления и как те, так и другие, даже не сознавая того, обоюдно вводят друг друга в заблуждение, так как имеют дело с иллюзорной, официальной, а не подлинной действительностью). Следовательно, и в этом отношении неразумное, частное не есть простое отчуждение разума, всеобщего. Из того, что квалифицируется еще как явление, вырастает то, что представляется пока сущностью. Внутри того, что считается явлением, обнаруживаются закономерные, существенные — отношения.
Определяющей стороной противоречия пока оказывается первая. Отношение сторон противоречия таково. Всеобщее обособило, оторвало от себя частное и тем самым превратилось в часть наряду с частным, само стало частным. Разум обособил, оторвал от себя неразумное и тем самым сам стал неразумием наряду с обособленным от него неразумием. Отрыв дан, существует. В условиях отрыва частное само становится всеобщим, а всеобщее, оторванное от частного, иллюзорно всеобщим. То частное, которое само стало всеобщим, подлинно всеобщим, должно устранить иллюзорно всеобщее и преодолеть отрыв всеобщего от частного. Разум, оторвавший от себя неразумное и потому ставший неразумным разумом, есть иллюзорный, мнимый разум. Неразумное, оторванное от разума, само превращается в разум и устраняет мнимый разум и отрыв разума от неразумия. То явление, которое само превращается в сущность, казалось бы, само и должно, устранить сущность, оторванную от явления. Однако К. Маркс вводит внешний к этому процессу элемент (свободная печать) —воплощение всеобщего разума, благодаря которому и преодолевается отрыв, и тем самым он остается на позиции утверждения всеобщего, разума, сущности как целиком полагающих частное, неразумное, явление. Признание всеобщего, разума как совершенно тождественных друг другу и порождающих из себя частное, неразумное пока еще доминирует, имеется по сути дела во всеобщей, осознанной форме. Признание частного, неразумия как порождающих всеобщее, разумное — это новая, так сказать, бурнорастущая сторона, но она имеется еще в частной, а не во всеобщей форме.
Противоречие между старой методологией и предпосылками, новой методологии достигло ступени противоположности. Противоположность есть такое отношение сторон, когда стороны существуют через исключение друг друга. В отличие от разности стороны выступают не просто безразлично друг другу, а в исключающем единстве. Следовательно, единство сторон предстает более явно, в более развитом виде, но все-таки пока лишь как единство исключения сторонами друг друга.
В самом деле. К. Маркс, с одной стороны, отвергает отрыв всеобщего от частного, понимание частного всего лишь как воплощения всеобщего, стремится к преодолению отрыва (государственного, всеобщего интереса от частного интереса), т. е. отвергает такое понимание отношения всеобщего и частного, которое специфично для гегелевского идеалистического метода. С другой стороны, К. Маркс не вполне осознает это: прямая критика отрыва всеобщего от частного сочетается в его взглядах с убеждением в истинности сути гегелевского идеализма.
Собственно противоречие старого и нового методологических подходов не выявлено К. Марксом, ибо не осознано в общем виде, что частное, единичное, отдельное (частные интересы) не только могут превращаться во всеобщее, но что такое превращение есть необходимое и определяющее в отношении всеобщего, и частного, отдельного, единичного, в отношении всеобщих и частных интересов.
К. Маркс не осознает противоречия в полной мере и тем более не устраняет его. Но час уже близок!
20 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т.1, стр. 192—193.
21 К. М а р к с и Ф. Э н ге л ь с. Соч., т. 1, стр. 199.
22 Выше мы уже отмечали, что, на наш взгляд, сама сфера материальной жизни общества имеет в себе свою поверхность, сущность, явление, действительность и вместе с тем по отношению к другим сферам жизни общества она выступает как сущность.
23 Изучение взглядов мыслителя, ученого есть не только констатация того, что осознавал сам мыслитель, ученый, но и выявление закономерностей развития его воззрений, которые он не осознавал.
24 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 204.