В начале 1839 г. К. Маркс приступает к интенсивному изучению истории античной философии. Главным итогом этого исследования стала законченная в первой половине 1841 г. докторская диссертация на тему «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура».
В период работы К. Маркса над докторской диссертацией на первое место выдвигается вопрос об отношении философии и действительности.
Ко времени написания К. Марксом докторской диссертации гегелевская философия подверглась критике младогегельянцами (и по вопросу об отношении философии к религии, и по вопросу о субстанции исторического развития и т. д.). Нарастание критики гегелевской философии происходило в конечном счете на основе и в связи с новыми явлениями действительности: со становлением капиталистических отношений в Германии и ростом буржуазии, а также и ее притязаний.
Итак, критика высшей из существовавших форм развития философии началась уже до того, как К. Маркс приступил к ней.
Более того. Вопрос об отношении философии и действительности не только был поставлен к тому времени, но и широко обсуждался передовыми идеологами Германии22.
Но тем не менее К. Маркс не сразу перешел к рассмотрению отношения философии и действительности, не сразу воспринял существовавшую уже критику гегелевской философии, о чем свидетельствует его письмо отцу от 10 ноября 1837 г. Лишь сам убедившись, что новую систему философии, новую логику нельзя создать посредством рассмотрения наличной данной конкретной науки, что наличный материал данной конкретной науки он в состоянии осознать пока лишь в рамках гегелевской философии, гегелевской логики, К. Маркс, не оставивший мысли о развитии философии, логики, расширяет и углубляет область поисков. , К. Маркс внимательно знакомится с работами не только Гегеля, но и его учеников, т. е. с работами, в которых осуществляется известная критика гегелевской философии, примыкает к младогегельянскому «Докторскому клубу». Тогда-то К. Маркс и обращается к рассмотрению отношения философии и действительности.
Недостаточно, чтобы идея (здесь идея отношения философии и действительности) витала в воздухе, нужен еще определенный уровень духовного развития личности для ее, по меньшей мере, простого восприятия. Предшествующее развитие личности, в том числе ее идейное развитие, накладывает и не может не накладывать отпечаток на характер восприятия идеи, распространенной в обществе.
Так К. Маркс избирательно подходит к критике гегелевской философии. Хотя тогда (1839—1841 гг.) уже имели место попытки связать философию и политику23, К. Маркса продолжает некоторое время занимать больше философия, нежели политика и связь философии с политикой.
Таким образом, существования новых внешних факторов (новых по отношению к уже сложившимся внутренним потребностям исследования и направленности исследования), новых внешних данных самих по себе недостаточно для того, чтобы исследователь принял их во внимание и включил в свой процесс исследования. Новые внешние факторы включаются в процесс исследования избирательно, на характер их включения влияют внутренние Потребности личности, направленность процесса исследования до включения в него этих новых внешних факторов.
Включение новых внешних факторов, превращение их в моменты внутренние для процесса исследования, естественно, наиболее интенсивно и широко происходит тогда, когда процесс исследования сталкивается с препятствиями, с невозможностью своего дальнейшего осуществления.
Именно трудность и даже неудача в осуществлении внутренних моментов процесса исследования заставляет исследователя с особым вниманием обратиться к новым внешним факторам. Здесь влияние внешних факторов на ход исследования проявляется в наибольшей степени. Но и тогда внешние факторы учитываются все-таки избирательно в связи с решаемой задачей исследования. В идеальном случае дело происходит так, что если все попытки решить задачу исследования с помощью учтенных внешних факторов оказываются неудачными, то исследование идет по пути наиболее полного учета новых внешних факторов. Поиски новых внешних факторов в процессе данного исследования, естественно, завершаются, если учтенные внешние факторы позволяют решить задачу, достигнуть цели. Если задача, цель оказываются неразрешимыми при достаточно полном учете новых внешних факторов, то начинаются попытки изменения самой задачи, самой цели исследования.
Требуется определенное количественное накопление новых внешних факторов, учет которых не позволяет достигнуть цели, задачи исследования, прежде чем станет возможным изменение основной направленности исследования, самой основной цели, основной задачи.
Изменение основного направления как отдельного исследования, так и основного направления развития отдельной науки или всей совокупности наук подчиняется закону меры и встречается с двумя опасностями. Изменение основного наметившегося ранее направления научного исследования не может совершаться под влиянием недостаточных, случайных, отдельных, незначительных новых данных, новых внешних факторов. Наметившееся направление научного исследования должно обладать по отношению к последним известным иммунитетом, известной дозой здорового, разумного «консерватизма», ибо изменение основного направления исследования под влиянием такого рода новых внешних факторов ведет к поверхностности, к утере правильного понимания перспективы, к случайным колебаниям, к отступлениям от основного на правления развития. Поэтому в этом отношении полезны и даже необходимы известные преграды на пути скороспелой ультрареволюционности в науке. Вместе с тем здоровый, разумный «консерватизм» может перерасти в настоящий консерватизм, если основное направление научного исследования изолируется вообще от воздействия новых внешних факторов, если не учитывается, что накопление новых внешних факторов, их осмысление есть процесс и что в ходе этого процесса могут нарастать сомнения в правомерности существующего основного направления научного исследования. Поэтому следует внимательно и бережно относиться к сомнениям в правильности основного унаследованного направления научного исследования.
Требования к основному направлению исследования, как видим, противоречивы: с одной стороны, существует необходимость. сохранения устойчивости основного направления и исчерпания его возможностей, с другой — необходимость возникновения предпосылок, постепенно расшатывающих эту устойчивость и ведущих в. конечном счете к более развитой стадии научного исследования и соответствующему изменению основного направления исследования. Положение тем более сложное, что на первых порах образование предпосылок более высокого развития трудно отличимо от поверхностных и легкомысленных ультрареволюционных попыток изменения status quo.
Переход К. Маркса к рассмотрению отношения философии, метода, логики и действительности от рассмотрения отношения философии, метода, логики и конкретной науки есть переход к более широкому и глубокому отношению.
Прежде чем перейти к анализу отношения философии и действительности, необходимо убедиться, что существующий уровень развития конкретной науки в общем и целом уже осмыслен философски, методологически, логически и что на его основе невозможно создать новую философию, новый метод, новую логику.
Если миновать этот закономерный этап исследования, исчезнет из поля зрения то существенное обстоятельство, что прежние философия, метод, логика соответствовали достигнутому в свое время уровню конкретной науки и что развитие философии, метода, логики должно совершаться путем критической переработки прежних философии, метода, логики с сохранением, использованием всех достижений, прежде всего высшей предшествующей исторической формы философии, метода, логики. Если этот закономерный этап выпадает, то критика не захватывает самого главного в. предшествующих философии, методе, логике и представляет собой главным образом критику, являющуюся простым, «зряшным» отрицанием, а не критикой, диалектически отрицающей унаследованное, знание. Критика К. Марксом философии, метода, логики Гегеля, если ее сравнить с критикой остальных младогегельянцев, отличалась подлинно диалектическим, а не пустым характером отрицания (хотя, конечно, и критика других младогегельянцев не была абсолютно пустой).
Еще раз подчеркиваем: если не пройден путь действительного, философского, методологического, логического овладения предшествующим конкретно-научным знанием, если не выявлена невозможность принципиально иного философского, методологического, логического освоения этого уровня конкретно-научного знания, то дальнейшее развитие философии, метода, логики не может совершаться путем подлинно диалектического, не «зряшного» отрицания старого, не может идти по магистральным, главным путям.
Обращение к действительности есть всегда обращение к определенной действительности и притом, как уже было сказано, избирательное отношение к этой действительности. Всякий раз вполне определенный характер имеет сам процесс обращения к действительности.
Идея обмирщения философии овладевает К. Марксом в период. работы над докторской диссертацией. Диссертация К. Маркса «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура» представляет собой реализацию части задуманной, но не осуществленной К. Марксом работы по истории эпикурейской стоической и скептической философии. Почему К. Маркс проявляет интерес к прошлому и именно к вполне определенным философским учениям прошлого? Интерес К. Маркса к прошлому диктуется необходимостью более глубоко понять настоящее и предвидеть будущее развитие. В прошлом развитии К. Маркс ищет положение, стадию, аналогичные современному положению, стадии развития. По аналогии с прошлым К. Маркс стремится судить более глубоко о настоящем и предвидеть будущее. Но для того, чтобы провести аналогию (всякая аналогия представляет собой предположительное знание), необходимо в первую очередь выделить какие-то моменты в настоящем, оценить настоящее и только при таком условии можно искать подобные моменты в прошлом, т. е. необходимо определенное представление о -настоящем, прежде чем станет возможной аналогия с прошлым.
К. Маркс фиксирует в настоящем следующие признаки: разложение философии, претендовавшей на завершенность, опора на различные стороны этой философии различных школ ее последователей, господство младогегельянской философии, т. е. философии самосознания. Аналогично положение эпикурейской, стоической и скептической философии. Это — эпоха разложения древнегреческой философии, последовавшая после господства завершенных систем философии (в первую очередь философии Аристотеля). Эпикурейцы, стоики и скептики возвращаются к более ранним философским учениям и находят в них как бы готовыми элементы своей философии. Эпикуреизм, стоицизм и скептицизм охватывают, по мнению К. Маркса, все моменты структуры самосознания.
Проводя аналогию настоящего с прошлым развитием, К. Маркс обнаруживает своего рода цикл развития в философии, curriculum vitae (жизненный путь) философии, который она проходила в прошлом. Аналогичный этому путь совершает, по предположению К. Маркса, и современная философия.
В «жизненном пути» философии К. Маркс фактически отмечает несколько этапов. В развитии философии имеется этап прямолинейного движения: обнаружение отдельных, абстрактных принципов (движение к абстрактному). На следующем этапе абстрактные принципы объединяются в единое целое, прямолинейное развитие прерывается, образуются завершенные, конкретные философские системы (движение от абстрактного к конкретному). Все это развитие является развитием главным образом объективного содержания.. Затем развиваются субъективные формы философии. И, наконец, наступают практические эпохи, «железные эпохи», «эпохи титанической борьбы». «Эти эпохи оказываются злополучными и железными, потому что их боги умерли, а новая богиня является ещё непосредственно в виде неведомой судьбы, в виде чистого света или сплошного мрака. У неё нет ещё красок дня. Корень несчастья в том, что тогда дух времени, духовная монада, насыщенная в себе, идеально сформировавшаяся во всех направлениях, не может признать такой действительности, которая сформировалась помимо неё»24.
Правда, у К. Маркса нет специальных высказываний о соединении начала и конца этого витка. Но, по-видимому, если такие этапы образуют, «жизненный путь» философии, то отсюда следует, что после «железной эпохи» цикл повторяется на новой основе.
Кроме того, нужно заметить, что в одном случае К. Маркс выделяет в качестве двух особых этапов этап субъективных форм развития философии и «железной эпохи», «эпохи титанической борьбы»25, в другом случае К. Маркс делит этапы развития философии на этап прямолинейного движения, этап завершенной философии и этап обращения философии против мира явлений. Следовательно, у Маркса нет четкого и твердого представления о различии между субъективными формами развития философии и эпохами титанической борьбы, обе эпохи то разделяются, то сливаются в одну.
Если современная Марксу германская философия есть философия самосознания, философия разложения гегелевского учения, субъективная форма развития философии, то аналогия с развитием античной философии дает ему возможность вывести следующее.
Во-первых, поскольку в эпикуреизме, стоицизме и скептицизме, взятых в целом, охватываются все элементы самосознания, хотя и в качестве отдельно существующих, постольку изучение этих философских школ позволяет выявить все элементы структуры философии самосознания и, таким образом, представить в полном виде и современную Марксу субъективную форму развития философии, современную Марксу философию самосознания.
Во-вторых. Из аналогии следует, что за субъективной формой, развития философии или, может быть, одновременно с ней наступает «эпоха титанической борьбы», «эпоха обмирщения философии».
Но проводя аналогию. К, ,Маркс находит не только сходство, он одновременно отмечает различие, стадий, уровней развития. Стачной и современной ему философии. Современная К. Марксу философия самосознания имеет черты, не только сходные с античной философией самосознания, но черты, отличные от последней и вытекающие из более высокого уровня, стадии развития философии. В древнем мире дух, по мнению К. Маркса, был еще непосредственно тождествен с природой, а в новое время дух свободен от непосредственного тождества с природой, существует, так сказать, во всеобщей форме. В отличие от античной философии, полагает К. Маркс, современная ему философия самосознания берет не отдельные элементы самосознания в их. непосредственном существовании, а выявляет опосредствованность элементов самосознания. Современная философия самосознания, по Марксу, отличается от античной не только внутри себя. Характер «железной эпохи», наступающей вслед (или, может быть, одновременно) за субъективной формой развития философии, зависит от внутреннего содержания той философии, какая вступает в контакты с миром и обмирщается.
Как видим, аналогия проводится К. Марксом для того, чтобы более глубоко понять настоящее и предвидеть в общей форме будущее. Чтобы провести аналогию, необходимо предварительно уже иметь определенное представление о настоящем. Чем более общие и характерные черты настоящего схвачены в этом предварительном представлении, тем глубже аналогия, тем шире предвидение, получаемое с ее помощью. Причем К. Маркс фактически имеет дело с процессом развития и сознает это, хотя и толкует процесс идеалистически. Более того, он даже обладает известным представлением (идеалистическим) о развитии философии от античности до современности. Поэтому он, отмечая сходство, вместе с тем говорит о различиях более низкой и более высокой стадий развития и о влиянии отличия более, высокой стадии от менее высокой стадии развития на понимание последующего развития.
Рассмотрим подробнее содержание аналогии. К. Маркс не считает гегелевскую философию завершенным воплощением абсолютного духа, абсолютно завершенным учением, неспособным далее развиваться. (Эта мысль была высказана еще ранее Гансом, лекции которого Маркс слушал в Берлинском университете.)
К. Маркса интересует непосредственно и главным образом эпоха, следующая сразу за завершенной философией. Однако из его рассуждений вытекал также тот вывод, что после разложения гегелевской философии наступает эпоха субъективной формы развития философии и обмирщения философий, после чего последует прямолинейное развитие, а затем появится новая завершенная философия. Но это означало допущение того, что гегелевская философия в самой своей сути будет превзойдена будущей завершенной философией. Между тем К. Маркс в результате предшествующего раз вития пришел к гегельянству и в общем и целом пока еще не мог его преодолеть, не мог видеть, как именно, точнее, в чем именно, возможно преодоление самой сути гегелевской философии.
Это — противоречие (по-видимому, неосознанное) во взглядах молодого К. Маркса. С одной стороны, высшая из существовавших и существующих форма развития данной области знания представляется непреходящей, абсолютной. Это происходит потоку, что К. Маркс оставался хотя и неправомерным, но все же гегельянцем, и, кроме того, потому, что всякая форма знания в ее сущности представляется фактически, на деле такой, которую невозможно превзойти, пока не выявлено, какова именно новая еще более развитая стадия данной области знания. С другой стороны, уже начинается выход за пределы этой формы к еще более высокой: отрицается, что существующая высшая форма данной области знания не может быть превзойдена, и высказывается догадка не о том, какой именно будет более высокая форма, а об общих контурах пути к ней. Причем так как еще неизвестно, в чем именно заключается новая, более высокая, по сравнению с существующими форма знания, то вместе с тем остается неизвестным, возможно ли вообще перейти к более высокой форме развития в данной области знания.
В период подготовки диссертации в отличие от прежних попыток Маркс намечает новый путь движения к более развитой, чем уже существующие, форме данной области знания: развитие субъективной формы философии и обмирщение философии. Теперь намечается уже путь, следуя по которому, можно выйти за пределы высшей формы развития наличного знания в данной области.
Собственно говоря, другие младогегельянцы, входившие в «Докторский клуб», также сознавали, что их философия есть философия самосознания и что философия должна стать практической, должна быть соединена с действительностью. Однако содержание этих идей у Маркса существенно отличалось от взглядов остальных младогегельянцев (хотя, может быть, Маркс пока в полной мере не осознавал этого), и, естественно, развитие Маркса и остальных младогегельянцев впоследствии пошло по существенно различным направлениям.
Идейное развитие К. Маркса до сближения с членами «Докторского клуба» происходило таким образом, что с целью получения нового знания вначале использовалась менее развитая форма существующего знания (философия Канта и Фихте, отчасти Шеллинга), а затем наиболее развитая форма наличного знания (философия Гегеля), в результате чего К. Маркс обнаружил принципиальные недостатки менее развитых форм.
Большинство же младогегельянцев шли от Гегеля к Фихте, т. е. они двигались от критики высшей формы унаследованного знания к более низкой форме развития знания. В известном смысле это было возвращение на новом, более высоком уровне: возвращение младогегельянцев было продиктовано, в частности, недовольством гегелевской философией, в которой движение идеи относится к прошлому, в которой идея квалифицируется как завершённая в настоящем. Возвращение было продиктовано, в частности, также стремлением превратить философию в философию действия, критики существующего и создания будущего. Но при этом в общем и целом игнорировались достижения высшей формы унаследованной философии. (Например, гегелевская критика разрыва между должным и сущим, между мышлением и бытием.)
В последнем случае развитие познания хотя и совершается, ноне по основному руслу. Критическая переработка именно высшей из унаследованных форм знания — необходимое условие обнаружения магистральных (и именно магистральных) возможностей. дальнейшего развития познания. Совершенно естественно, что разложение гегелевской философии для К. Маркса (не только для его самосознания, но и с точки зрения действительного значения его идей в истории человечества) оказывалось по преимуществу не разложением, но прогрессом. В формах философии, следующих за завершенной философией, К. Маркс стремился обнаружить не столько распад, сколько дальнейшее развитие.
Ход идейного развития К. Маркса показывает, что на отношение к новым фактам, новым данным действительности оказывает существенное влияние отношение к уже унаследованному знанию. Если унаследованное знание не понято в различии его высших и низших форм развития, если не осознано, что отличает высшую форму от более низкой, то осмысление новых фактов, новых данных может пойти по пути сопоставления с ними менее развитой формы знания и в конечном итоге такое движение не позволит раскрыть самые глубокие возможности развития данной области знания. Реализация максимально глубоких возможностей развития знания необходимо предполагает усвоение высшей формы развития унаследованного знания и понимания того, в чем и почему эта форма есть высшая из унаследованных.
То обстоятельство, что К. Маркс не ограничивается отношением к эпохе разложения завершенной философии как к простому разложению, а трактует ее так же как эпоху прогрессивного развития, само по себе еще не отличает его взгляды от младогегельянских воззрений. Младогегельянцы также считали разложение гегелевской, завершенной философии прогрессом. Однако так как они в основном возвращались к менее развитой форме философии, то на самом деле такая форма разложения гегелевской философии оказывалась в основном все-таки разложением этой «завершенной» философии. Объективное же отношение К. Маркса к разложению гегелевской философии не только как к разложению соответствовало его действительному идейному развитию, совершавшемуся по пути перехода к философии более прогрессивной, более развитой, чем философия Гегеля.
Характеристика К. Марксом «жизненного пути» философии представляет собой воспроизведение основных моментов мыслей Гегеля о движении мышления от рассудочного знания к разумному, о восхождении от абстрактного к конкретному, об установлении единства царства субъективности и царства объективности, о единстве теоретической и практической идеи.
В отличие от Гегеля К. Маркс видит ключ к истории философии не в завершенной системе, а в философии периода разложения завершенной системы и обмирщения философии. В этом отношении взгляд К. Маркса отличается от взгляда Гегеля: «…взгляд Гегеля на то, что он называл спекулятивным par excellence (по преимуществу. — Ред.), мешал этому гигантскому мыслителю признать за указанными системами (т. е. эпикуреизмом, стоицизмом, скептицизмом. — В. В.) их высокое значение для истории греческой философии и для греческого духа вообще. Эти системы составляют «ключ к истинной истории греческой философии»26.
К. Маркс, как и Гегель, придерживался правила диалектики: ключ к прошлому — в наиболее развитом, высшее— ключ к низшему.
Из понимания Гегелем спекулятивного, т. е. из представления о том, что абсолютная истина достигнута в его конкретной философской системе, т. е. в завершенной философии, следовало, что высшим является именно завершенная философия. Поэтому ключ к прошлому Гегель должен был видеть неизбежно именно в завершенной философии.
Правда, это — одна, доминирующая в философии Гегеля, сторона дела. Другой стороной была догадка Гегеля о необходимости установления единства царства субъективности с царством объективности, с практикой. Но вторая сторона являлась лишь подчиненным моментом первой: в философии Гегеля речь шла о единстве практической и теоретическойидеи.
Развивавшиеся революционно-демократические взгляды заставляли К. Маркса, в противоположность Гегелю, переносить центр тяжести с практической идеи и ее единства с идеей теоретической на практическое изменение действительности в соответствии с философией разума. В противоположность Гегелю К. Маркс полагал главным то, что после завершенной философии наступает эпоха ее разложения и обмирщения философии, эпоха, в которую развитие философии продолжается и в которую собственно завершается жизненный цикл данной философии и происходит переход к новой философии. Поэтому именно в эпоху разложения философии, или ее обмирщения, данная философия достигает наивысшего развития своего жизненного цикла. Следовательно, и ключ к истории философии не в завершенной философии, а в ее разложении и обмирщении.
Строго говоря, отсюда следует, что ключ к истории познания,. исследования обнаруживается не тогда, когда познание, исследование выступают в качестве абсолютных, а тогда, когда начинается разложение данного процесса познания, исследования, его критика, знаменующая переход к иному, более развитому (при прогрессивном развитии) процессу познания.
Убедившись посредством попыток создания новой системы философии права, новой логики в существенной недостаточности философии Канта и Фихте для рассмотрения определенной области конкретного знания и придя в ходе этих попыток к высшей из существовавших тогда форме философии, К. Маркс не мог отказаться от мысли, что в философии Гегеля имеется подлинно рациональное содержание. Поэтому для К. Маркса критика гегелевских взглядов на религию, на отношение философии и религии, критика гегелевского приспособления к тогдашней прусской действительности и переход на позиции практической философии, философии самосознания не могли быть преимущественно «зряшным», пустым отрицанием объективного содержания гегелевской философии (как это, по сути дела, произошло у большинства младогегельянцев).
Философия самосознания, субъективная форма развития философии, в понимании К. Маркса, есть субъективная форма объективного содержания, а не субъективная форма, исключающая, отрицающая объективное содержание.
Что дает с точки зрения К. Маркса осознание субъективной формы объективного содержания философии? Субъективная форма развития философии есть философия, человеческого самосознания. Следовательно, объективное содержание философии есть развитие сознания. Объективное содержание философий есть развитие абсолютного духа. Человеческое самосознание делает своим объект том абсолютный дух, осознает его. Благодаря субъективным формам развития философии отличается внешнее, случайное от существенного, внутреннего в философии и, следовательно, выявляется ограниченность данной философии. Если исходить из позиции отрицания объективного содержания философии, то в философии Гегеля и, ближайшим образом, в выявившихся его непоследовательностях естественно видеть лишь произвол и аморальное приспособленчество, при этом вся философия Гегеля окажется лишь воплощением его личности. К. Маркс категорически выступает против такой интерпретации философии: «Задача философской историографии заключается не в том, чтобы представить личность философа, хотя бы и духовную, так сказать, как фокус и образ его системы, ещё менее в том, чтобы предаваться психологическому крохоборству и мудрствованиям. История философии должна выделить в каждой системе определяющие мотивы, подлинные кристаллизации, проходящие через всю систему, и отделить их от доказательств, оправданий и диалогов, от изложения их у философов, поскольку эти последние осознали себя. Она должна отделить бесшумно подвигающегося вперёд крота подлинного, философского знания от многословного, экзотерического, принимающего разнообразный вид, феноменологического сознания субъекта, которое является вместилищем и двигательной силой этих рассуждений. В разделении этого сознания должны быть прослежены как раз его единство и взаимообусловленность. Этот критический момент при изложении философской системы, имеющей историческое значение, безусловно необходим для того, чтобы привести научное изложение системы в связь с её историческим существованием, — в связь, которую нельзя игнорировать именно потому, что это существование является историческим. Но в то же время она должна быть утверждена и как философская связь, — следовательно, должна быть развёрнута в соответствии со своей сущностью»27.
Неумение отделить в гегелевской философии существенное от несущественного, выделить объективное содержание, отличив его .от субъективной формы, сведение сути дела к субъективной форме К. Маркс отмечает у гегельянцев28.
К. Маркс упрекает гегельянцев в неспособности увидеть за внешним внутреннее, за поверхностью существенное, за экзотерическим эзотерическое.
Сам К. Маркс стремится выявить наиболее глубокие корни внешнего, поверхностного сознания, т. е. выделить внутреннее, существенное сознание, и объяснить из внутреннего, существенного сознания внешнюю его форму. Корни недостатков внешнего сознания лежат, согласно К. Марксу, в недостатках внутреннего существенного сознания. Выделение этого внутреннего существенного сознания и объяснение на его основе внешнего сознания как формы внутреннего сознания позволяет выявить определенность изучаемой философии и тем самым выйти, за ее пределы. Если же рассматривать недостатки и характер внешнего сознания как нечто произвольное, только внешнее, то невозможным оказывается выяснение определенности внутреннего существенного сознания, историчности его существования и его пределов.
Итак, в отличие от большинства младогегельянцев К. Маркс не удовлетворяется поверхностной критикой выявившихся к тому времени ограниченностей философии Гегеля. К. Маркс ставит задачу обнаружения внутренней связи этих ограниченностей с недостаточностью самих принципов философии Гегеля (т. е. с недостаточностью внутреннего, существенного сознания). Маркс ставит задачу проникновения в суть завершенной философии, выявления ограниченностей этой сути, исходя из ограниченностей ее внешней формы, и объяснения из сути завершенной философии ее внешней формы. Причем таким образом, полагает К. Маркс, будет выяснена историческая определенность объясняемой философии и осуществится выход за ее пределы.
Обнаружение недостатков завершенной философии есть переход от «дисциплины» к свободе, считает К. Маркс. Дух, познавая недостаточность тех или иных сторон гегелевской (завершенной) философии, тем самым становится свободным и свободный дух побуждает к практическим действиям: «Таков психологический закон, что ставший в себе свободным теоретический дух превращается в практическую энергию и, выступая как воля из царства теней Амента, обращается против земной, существующей помимо, него действительности»29. На основании этой цитаты можно было бы заключить, что К. Маркс говорит о земной действительности, существующей помимо всякого, любого духа, т. е. о действительности в материалистическом значении этого слова. На самом деле под свободным духом понимается здесь самосознающий, субъективный дух. Поэтому и переход от «дисциплины» к свободе здесь трактуется как психологический закон, т. е. как закон перехода индивида от «дисциплины» к свободе. Поэтому и идет речь о воле, о практической энергии.
Земная же действительность существует помимо этого духа, но она вместе с тем сама есть дух, дух объективный. Не случайно К. Маркс далее продолжает: «Однако сама практикафилософии теоретична. Именно критика определяет меру отдельного существования по его сущности, а меру особой действительности—по ее идее. Однако это непосредственное осуществление философии по своей внутренней сущности полно противоречий, и эта её сущность формируется в явлении и налагает на него свою печать»30. В приведенных словах К. Маркса, сводной стороны, утверждается теоретический характер философской практики: философская практика есть теоретическая критика. Задача критики состоит в том, чтобы теоретически определить «меру отдельного существования по его сущности, а меру особой действительности — по ее идее». Иначе говоря, задача заключается в теоретическом определении сущности отдельного существования и теоретическом нахождении соответствующей этой сущности меры отдельного существования, в теоретическом определении идеи особой действительности и отыскании по этой идее меры ее особой действительности. Это теоретическое определение есть тем самым непосредственное осуществление философии, обмирщение философии, непосредственное осуществление философии в земной действительности. Такова одна сторона дела. Согласно такому представлению критика существующего оказывается лишь теоретической. С другой стороны, непосредственное осуществление философии в земной действительности — не просто воспроизведение, познание того, что есть, но и изменение как философии, так и земной действительности.
Это — проявление противоречия революционности и идеализма во взглядах молодого Маркса. Революционность — сторона противоречия, влекущая вперед, к углублению методологии; но в данное время еще господствует во взглядах идеалистическая методология. Противоречие проникает в обе стороны. Каждая сторона противоречия противоречива внутри себя. Действительно, революционность К. Маркса в это время противоречива. Это — революционность в области только теоретической критики существующего и в то же время — это революционность, а это уже выход за пределы только теоретической критики. Противоречив внутри себя и идеализм К. Маркса. Внутри себя он содержит еще не зародыши материализма, а процесс «подготовки» их возникновения.
Идеализм и материализм, на наш взгляд, вообще нельзя рассматривать в качестве только абсолютно исключающих, друг друга. Абсолютное исключение сторонами друг друга есть рассмотрение сторон как абсолютных противоположностей. Но противоположности абсолютно самостоятельные по отношению друг к другу, абсолютно оторванные друг от друга уже не есть противоположности. Если же все-таки встать на точку зрения «абсолютной противоположности» идеализма материализму, то при исследовании перехода мыслителя от идеализма к материализму, будучи последовательным, необходимо отвергнуть возникновение и нарастание внутренних противоречий в воззрениях мыслителя, пока он придерживается идеализма. В переходе от идеализма к материализму тогда нужно отрицать наличие подготовительной стадии и весь переход свести целиком и полностью к влиянию внешних воздействий на мыслителя. В таком случае взгляды К. Маркса того периода, когда он в основном оставался идеалистом, отрываются от его последующего идейного развития, и ни о каких закономерностях перехода Маркса от идеализма к материализму не может быть речи. Переход предстает чистой случайностью.
По нашему мнению, поскольку в идеалистических воззрениях. хотя и извращенно, отражается реальная действительность, постольку любой идеализм на самом деле, пусть сами идеалисты того и не сознают, внутренне противоречив. Иначе следовало бы сказать, что идеализм — только извращение, а не извращенное отражение реальной действительности. Но тогда это и было бы идеалистической интерпретацией идеализма.
Однако выделения одних внутренних противоречий недостаточно для выяснения перехода мыслителя от идеализма к материализму. Внутренние противоречия имеются во всяком идеализме, но не всякий идеалист переходит к материализму, не всякий идеалист осознает их. Для перехода от идеализма к материализму необходимо также действие факторов, внешних по отношению к воззрениям мыслителя. (О том, что для объяснения перехода недостаточно только внешних факторов, мы уже говорили выше.)
Переход мыслителя от идеализма к материализму совершается в единстве внешних и внутренних факторов. Причем внешние факторы, чтобы подействовать на сознание, должны быть осмыслены, усвоены, их отражение должно стать внутренним моментом, стороной воззрений мыслителя, должно быть сопоставлено с другими моментами его воззрений.
Противоречие между идеалистической методологией и происходящим внутри, нее процессом подготовки ее отрицания, по нашему мнению, обнаруживается в понимании К. Марксом обмирщения философии, отношения философии и действительности.
С одной стороны, мир представляется К. Марксу воплощением духа, как положенный духом. В этом случае дух превращается в первичное, отрывается от материи, от общественного бытия. Но оторванный дух, мышление на самом деле есть всегда мышление каких-то людей. Сознание этих людей (или человека) и оказывается этим духом. У Гегеля и у Маркса, поскольку он не освободился от гегельянства, фактически абсолютным духом является современное ему мышление, сознание, осознанное в его философии, т. е. абсолютным духом у Гегеля является, в конечном итоге, его философия, поскольку свою философию Гегель представляет в качестве абсолютной философии, абсолютный дух отождествляется им с его философией. В этом смысле философия есть для Гегеля и осознание сущности мира и, в конечном счете, сущность мира. Но если допускается, что философия — сущность мира, то, строго говоря, мир должен быть представлен лишь как целиком положенный философией и совершенно несамостоятельный. Если провести последовательно идеализм Гегеля, если последовательно рассматривать идею в качестве сущности мира, а мир считать лишь отчуждением идеи, то необходимо отвергнуть существенное своеобразие мира по сравнению с философией, а значит, и своеобразные сущности предметов. Нельзя тогда признать, в частности и в особенности, своеобразные сущности предметов, процессов, не отраженных к тому моменту, когда фактически данная философия была изображена в качестве абсолютного духа. С этой стороны, методология познания новых предметов должна быть методологией сведения нового к старому, методологией втискивания новых процессов в уже имеющийся шаблон, в уже наличный к данному времени метод. Идеалистическая методология — методология оправдания и увековечивания существующего. С этой стороны, сущность, всеобщее, поскольку их все-таки каким-то путем удалось зафиксировать, предстают оторванными от особенного и единичного. При последовательном проведении этой точки зрения необходимо утверждать, что сущность есть сущность, общая для всех предметов, что сама предметность есть нечто внешнее, несущественное, что нет и не может быть своеобразных сущностей различных предметов, что общая сущность лишь воплощается в различных предметах, а всеобщее—в особенном и единичном. При этом осуществляется сведение поверхности, явления к сущности, единичного, особенного к всеобщему. И если такое сведение действительно происходит, то это — лишь логическое следствие из осуществляемого в объективном идеализме Гегеля отрыва всеобщего от единичного и особенного, сущности от явления, поверхности и превращения такого всеобщего, такой сущности в определяющее.
Мы говорили об одной стороне методологии К. Маркса и Гегеля. Но уже у Гегеля и особенно у К. Маркса имеется и прямо противоположная, вторая сторона. Уже Гегель фактически, не в качестве методологического принципа, признавал и своеобразную сущность мира по отношению к духу, к философии наряду с отрицанием своеобразных сущностей различных предметов (К. Маркс позднее заметит, что Гегеля интересует не «логика дела», а «дело логики» при рассмотрении конкретных предметов). В воззрениях молодого К. Маркса имеются как та, так и другая названные стороны. Однако позиция К. Маркса уже в это время все же отлична от позиции Гегеля. У Гегеля единство обеих сторон существует в форме непосредственного тождества, в котором доминирует первая сторона. Маркс в отличие от Гегеля стремится (применить философию главным образом для изменения, действительности. А это внутренне связано с постепенным выдвижением второй из названных сторон на первый план.
Вторая сторона существует во взглядах К. Маркса уже как отличная от первой, но вместе с тем пока отношение обеих сторон в методологическом плане не осознается. Обе стороны имеются в сознании просто как различные. Первая сторона по существу не отрицается, не преодолевается, ибо изменение действительности трактуется идеалистически.
И все-таки. Если на первый план выдвигается изменение действительности, то тем самым акцентируется внимание именно на отличие действительности от философии. Если бы действительность не рассматривалась как отличная от философии, то не встала бы задача ее изменения. У Гегеля фактически центр тяжести лежит на тождестве философии и действительности, у Маркса в это время — на отличии действительности от философии. Такому представлению К. Маркса об отношении философии и действительности соответствует вполне определенное понимание отношения всеобщего и особенного, единичного, сущности и явления, поверхности. Если у Гегеля фактически господствует в общем и целом отождествление особенного и единичного с всеобщим, поверхности явления с сущностью, то у Маркса выступает на первый план методологическое отличие особенного и единичного от всеобщего, поверхности, явления от сущности, соответственно и в большей степени учитывается воздействие единичного и особенного на всеобщее, поверхности, явления на сущность. Правда, это представление существует еще в рамках отрыва сущности, всеобщего от поверхности, явления, особенного и единичного, и, значит, одновременно с отождествлением особенного и единичного с всеобщим, поверхности, явления с сущностью.
Обе эти стороны образуют противоречие внутри ещё идеалистических воззрений К. Маркса. Оно существует вследствие того, что внутри идеализма зарождаются такие моменты, развитие, которых впоследствии приведет к материалистическому пониманию действительности.
По нашему мнению, идеализм, поскольку он основывается на отрыве сознания от действительности, от материи, по своей сути есть мировоззрение, освящающее, увековечивающее существующее. При строгом следовании сути идеализма, взятой в чистом виде (фактически такое следование строго осуществляется как исключение), обнаруживается, что идеализм внутренне связан с метафизикой, с утверждением неизменности существующего.
Если на почве идеализма признается изменение существующего, если идеализм пытаются соединить с диалектикой, то это не что иное, как противоречие: предпосылки материалистического подхода возникают внутри своей противоположности, существуя в этой противоположности в качестве снятых, подчиненных моментов. Моменты материалистического подхода к действительности, к сознанию существуют внутри своей противоположности именно в качестве снятых, преобразованных, т. е. не в качестве собственно моментов материализма. Дело не обстоит таким образом, будто моменты материализма и идеализма (как самостоятельные) сосуществуют друг с другом или соединяются механически. Внутреннее противоречие есть противоречие в едином, в одном и том же. Внутреннее противоречие между идеализмом и диалектикой обнаруживается при том необходимом условии, что выясняется внутреннее единство идеализма и метафизики, с одной стороны, материализма и диалектики—с другой. В таком случае противоречие между идеализмом и диалектикой является по своей сущности противоречием между идеализмом и материализмом, а также между метафизикой и диалектикой.
В рассматриваемый период К. Маркс был гегельянцем, хотя и не ортодоксальным. Противоречие между идеализмом и диалектикой имелось, как известно, и в философии Гегеля. Однако в воззрениях молодого К. Маркса, подготавливавшего докторскую диссертацию, это противоречие существует на более высоком уровне.
Центром внимания Гегеля было создание завершенной философии. Это обстоятельство приводило к тому, что на первый план в гегелевской философии выдвигается объяснение существующего именно как существующего. Напротив, К. Маркс главным этапом в жизненном пути философии считал критику, изменение существующего, обмирщение философии. Еще в пределах идеализма К. Маркс в противоположность Гегелю перенес акцент с идеализма на диалектику, с объяснения существующего как существующего на изменение существующего и на объяснение существующего в качестве изменяющегося. Между желанием объяснить мир в качестве изменяющегося и подлинным осуществлением желания лежит немалый путь.
Во время подготовки докторской диссертации в воззрениях К. Маркса уже происходит процесс перенесения указанного акцента. Эти моменты во взглядах К. Маркса наиболее подвижны, они растут, за ними будущее. Но в данное время в его взглядах преобладает гегелевский подход к действительности.
К. Маркс осознает, что он выходит за рамки гегелевского понимания спекулятивного, что в отличие от Гегеля главным в «жизненном пути» философии следует считать не завершенную философию, а обмирщение философии, критику существующего. Однако К. Маркс пока не осознает природы идеализма, природы спекулятивного вообще и природы гегелевского идеализма в частности.
Сформулируем сказанное в категориальном аспекте.
Перенесение отмеченного выше акцента уже происходит, но еще не завершилось. И это положение противоречиво. Какова же ступень существования противоречия? Во-первых, К. Маркс осознает отличие своего подхода к действительности и своего понимания спекулятивного от гегелевского. Во-вторых, он все-таки остается в основном гегельянцем, а следовательно, его взгляды в определенных отношениях тождественны гегелевским. И К. Маркс, по нашему мнению, понимает, что в своих принципах гегелевская философия не преодолена. В-третьих, поскольку отличие нового подхода к действительности, нового понимания спекулятивного от прежнего, гегелевского обнаружено и вместе с тем прежнее понимание не преобразовано до конца под углом зрения нового, постольку старый, гегелевский, и новый подходы существуют в это время в сознании К. Маркса как различные,отличные друг от друга и вместе с тем безразличные друг другу.
Противоречие между идеализмом и диалектикой, между подходом к существующему как неизменному и как к изменяющемуся, на той ступени, на которой оно присутствует во взглядах К. Маркса периода подготовки им докторской диссертации, — это противоречие обнаруживается и в трактовке К. Марксом отношения сущности и явления, а также познания и предмета познания.
К пониманию К. Марксом в период подготовки докторской диссертации отношения сущности и явления, всеобщего и особенного, единичного приложима, с определенными модификациями, характеристика тайны спекулятивной конструкции, данная впоследствии самим К. Марксом в совместной с Ф. Энгельсом работе «Святое семейство…»31. Суть гегелевской спекулятивной конструкции, указывает К. Маркс в «Святом семействе…», в том, что от конкретных предметов, например яблок, груш, миндаля и т. д., отвлекают некоторые общие черты и образуют понятие, например, «плод вообще». Затем отрывают понятие от конкретных предметов, превращая его в нечто самостоятельное, в самостоятельную субстанцию. После чего для объяснения отличий яблок, груш, миндаля и т. д. друг от друга утверждают, что всеобщее, понятие, само из себя полагает различия.
Всеобщее, сущность предстает чем-то совершенно самостоятельным, оторванным от особенного и единичного, от явлений. Если последовательно осуществлять спекулятивную конструкцию, то особенное и единичное целиком оказываются положенными всеобщим, а явления — сущностью. Тогда особенное и единичное не могут изменять всеобщее, а явление не может изменять сущность. В таком случае сущность, всеобщее выступают на самом деле как неизменные.
Уже Гегель в противоречие со своей спекулятивной конструкцией фактически учитывал во многих случаях влияние явления на сущность, единичного и особенного на всеобщее. К. Маркс же еще в период подготовки докторской диссертации выдвигает такую идею (обмирщения философии как главного звена в «жизненном цикле» философии), которая при своём последовательном осознании требует признания в качестве методологического положения определяющего влияния явлений на сущность, единичного и особенного на всеобщее в формировании сущности, всеобщего, требует признания исторически преходящей сущности. Но в этот период К. Маркс пока не осознает в общем виде методологических требований, вытекающих из названной идеи. Фактически господствует в его взглядах идеализм гегелевского типа и, следовательно, преобладает понимание отношения сущности и явления, всеобщего и особенного, единичного под углом зрения гегелевской спекулятивной конструкции. У К. Маркса существует противоречие между пониманием сущности как неизменной и изменяющейся, между пониманием сущности, всеобщего как целиком полагающих явление, особенное и единичное и намечающимся пониманием того, что явление, особенное и единичное определяющим, образом влияет на формирование сущности, всеобщего.
В сознании К. Маркса это противоречие находится пока преимущественно на уровне различения безразличных друг к другу подходов, т. е. на уровне категории «разность».Аналогичное противоречие обнаруживается и в трактовке К. Марксом отношения познания и предмета познания. Методология К. Маркса в период написания докторской диссертации отличается от методологии младогегельянцев: К. Маркс не возвращается от Гегеля к Фихте, не становится субъективным идеалистом.
К. Маркс сознательно желал раскрыть за экзотерическим эзотерическое, за внешним внутреннее, за поверхностью сущность и объяснить поверхность из сущности, внешнее из внутреннего, экзотерическое из эзотерического. К. Маркс, идя от поверхности (например, от толкования тех или иных положений Гегеля в качестве вытекающих из простого приспособления их автора к существующим условиям) к сущности, внутреннему (к определению принципов гегелевской системы, которые и порождают эти приспособления) и к противоречивому единству внутреннего, формирующегося и развивающегося в этом противоречивом единстве, шел и к определению исторических пределов гегелевской философии. Причем в известных отношениях К. Маркс уже превосходил ее.
Весьма любопытно и примечательно следующее обстоятельство. Осознанного стремления к выявлению внутреннего, сущности и к объяснению на основе сущности, внутреннего поверхности, внешнего еще недостаточно для того, чтобы действительно выявить сущность, внутреннее и на самом деле объяснить на этой основе поверхность, внешнее. К. Маркс в тот период не прошел путь от поверхности к сущности в процессе подлинного познания данного отношения. Ведь в отношении философии и земной действительности сущностью является не философия, а земная действительность, причем не просто земная действительность, а материальная общественная практика. Сама земная действительность воспринимается К. Марксом нерасчлененно, в ней не выделяются более глубокие и менее глубокие сферы. Чтобы обоснованно прийти к этому, необходимо было еще совершить довольно сложное и закономерное движение, закономерности которого мы проследим ниже. Но пока для К. Маркса в отношении философии и земной действительности философия представляется сущностью, внутренним, а земная действительность в ее своеобразии по отношению к философии — явлением. В качестве сущности К. Марксу предоставляется не то, что на самом деле есть сущность, и более того, в некотором значении прямо противоположное сущности, а в качестве явления в его противоположности к сущности предстает та область, где на самом деле находится сущность.
Отсюда, на наш взгляд, следует такой вывод. Если наука развивается от поверхности к сущности, если исследователь находится на одном из промежуточных этапов этого пути, то он, с одной стороны, в известной степени проникает в сущность, во внутренние связи, и в какой-то мере истинно познает их. С другой стороны, в его сознании те или иные моменты явления, поверхности выступают в качестве сущности, или моментов собственно сущности, а сущность, или те или иные моменты собственно сущности — в качестве поверхностных, являющихся. Таким образом, с одной стороны, имеется истинное отражение тех или иных моментов поверхности и сущности, а с другой стороны, в сознании положение дела предстает как бы в перевернутом виде, как в камере-обскуре. Эти моменты перевертывания действительного Положения вещей имеются даже в том случае, если исследователь осознает в общем виде методологическое, логическое правило: иди от поверхности к сущности, найди сущность и объясни из нее поверхность.
Вообще избежать моментов «переворачивания» истинного положения вещей на пути развития науки от поверхности к сущности, на наш взгляд, невозможно. Но можно, если разработана методология, логика научного исследования, определять в общем виде стадию развития предмета исследования, стадию развития науки об этом предмете. Определение стадии развития науки, на которой находится исследователь в данное время, позволяет видеть перспективу дальнейшего развития, предвидеть в общей форме, какого типа «перевертывания» следует ожидать на данной стадии и более целенаправленно осуществлять переход к более развитой стадии научного исследования, более целенаправленно устранят «перевертывания», необходимые на данной стадии и перестающие быть необходимыми на более развитой стадии научного исследования.
В соответствии со сложившимися в это время у Маркса взглядами он должен был с точки зрения философии и притом с позиции определенной философии обратиться к критике земной действительности. В процессе этого взаимоотношения, в котором определяющим должна быть, соответственно этим взглядам, философия, изменится как философия, так и земная действительность. К. Маркс был готов и, более того, даже. стремился к изменению как сущности, так и явлений в процессе их взаимоотношения, хотя он и полагал, что определяющее в этом изменении — сущность, понимаемая в качестве определенной философии.
Дальнейшее развитие было возможно либо посредством критического рассмотрения литературы, в которой ученики Гегеля искали внешние односторонности и «тайные намерения» в высказываемых им взглядах; либо путем обращения к самой действительности и анализу непосредственно отношения гегелевской философии и действительности; либо путем непосредственного обращения к действительности, непосредственного сопоставления философии Гегеля и действительности с учетом уже выявленных в работах гегельянцев ограниченностей философии Гегеля.
Последовательный мыслитель должен был разобраться прежде всего в уже выявленных к тому моменту внешних ограниченностях философии Гегеля и вскрыть их корни в недостаточности самого принципа философии Гегеля или в недостаточном понимании им своего принципа. Конечно, сами эти выявленные ограниченности были добыты посредством сопоставления философии (здесь философии Гегеля) с новыми данными, с изменившейся действительностью. Поэтому в конечном итоге основной путь развития — именно сопоставление высшей формы унаследованного знания с новыми данными, с изменившимся предметом. Однако, если до того или иного исследователя уже началась критика высшей формы унаследованного знания, необходимо прежде всего разобраться в ней.
К. Маркс и предполагает, по-видимому, вначале заняться критическим рассмотрением послегегелевской философии. «Что касается самих этих направлений, то я в другом месте вполне выясню их отношение частью друг к другу, частью к гегелевской философии, а также отдельные исторические моменты, в которых проявляется это развитие»32.
О том, что К. Маркс первоначально хотел идти по первому пути, свидетельствует фактическое направление его интересов: сначала он собирался уделить преимущественное внимание философской критике религии, а критика политики, по-видимому, рассматривалась как момент критики религии. В самом деле, К. Маркс и Б. Бауэр в 1841 г. предпринимают попытки создать журнал с характерным названием «Архив атеизма». Совместно с Б. Бауэром К. Маркс планирует написать памфлет «Трубный глас страшного суда над Гегелем, атеистом и антихристом», в котором должны были быть изложены их взгляды на религию и на взаимоотношение религии и государства.
Как известно, некоторая доля Марксова труда содержится лишь в первой части «Трубного гласа…», написанной в августе-сентябре главным образом Б. Бауэром и вышедшей из печати в начале ноября 1841 г. Для второй части К. Маркс готовил разделы по христианскому искусству и гегелевской философии права. Имея в виду концепцию К. Маркса, изложенную им в подготовительных тетрадях к диссертации, планы издания журнала и написания совместной с Бауэром работы на вполне определенную тему, можно полагать, что К. Маркс хотел проанализировать отношение религии и искусства в связи с критическим рассмотрением соответствующих взглядов Гегеля и обнаружить корни приспособления Гегеля к прусскому государству в недостаточности принципов философии права Гегеля или в недостаточном понимании Гегелем своих принципов.
Попытка таким образом проанализировать гегелевскую философию права уже отчасти своей внутренней логикой толкала исследователя к рассмотрению самого существующего и действующего прусского государства и права. Ведь если . искать корни гегелевского апологетического отношения к прусскому государству и праву в недостаточности самих принципов гегелевской философии права в рамках развитой К. Марксом в подготовительных тетрадях к диссертации концепции отношения философии и действительности, то рано или поздно необходимо точно выявить, в чем состоит сама эта апологетика Гегеля и, значит, прежде всего, к чему приспосабливается философ.
Наметив в качестве главной идеи отношение философии и действительности, обмирщение философии, философскую критику действительности и изменение самой философии в процессе критики, К. Маркс планировал начать и начал с критики религии, связи критики религии с критикой политики, права, государства, причем критика государства и права выступала подчиненной критике религии. Затем он переходит непосредственно к философской критике государства и права, к философской критике политики как к главной задаче — между 15 января и 10 февраля 1841 г. он пишет статью «Заметки о новейшей прусской цензурной инструкции».
Этот переход совершается в процессе углубления критики религии. К. Маркс в конце января того же года пишет статью «Лютер как третейский судья между Штраусом и Фейербахом». Статья доказывает, что К. Маркс воспринял суть антиспекулятивной направленности книги Фейербаха «Сущность христианства», вышедшей в июне 1841 г. В споре Штрауса и Фейербаха о чуде К. Маркс встает на сторону Фейербаха: «…чудо есть реализация естественного, т. е. человеческого, желания сверхъестественным способом»33, за чудом не стоит никакой отличной от человеческого желания духовной силы. Правда, самого человека К. Маркс интерпретирует не материалистически, а идеалистически, как отдельное индивидуальное самосознание всеобщего человеческого самосознания. Тем не менее К. Маркс вслед за Фейербахом ищет и полагает, что видит, земную основу религии — в желаниях, чувствах человека или в силе духа.
Для Фейербаха извращение заключалось в самой религии, сами же человеческие отношения, сам человек представлялись естественными и неизвращенными, поэтому задача критики религии ограничивалась им сведением религии к уже наличному, подлинному естественному человеку. В отличие от Фейербаха К. Маркс, искавший корни гегелевского апологетического отношения к прусскому государству, перешедший к прямой критике прусского государства, права, политики, именно в этой земной основе, в ее извращенности и должен был искать корни извращенного религиозного сознания.
Переход от критики религии как главной задачи к критике, политики, государства и права как главной задаче предполагал углубление критики религии до поиска ее земной основы и критическое отношение к существующей политике, государству и праву. В процессе отмеченного перехода критика религии сама по себе, в своей собственной области и в связи с философией имеет более глубоким этапом переход к критике политики, государства и права, но сначала как подчиненной философской критике религии, как критика, направленная на поиски земной основы религии.
Методологически-логические выводы
В общем виде ход познания совершается от критики более поверхностной сферы (жизни общества) — религии — к критике более глубокой сферы (жизни общества) — политики, государства и права. Уже в пределах критики более поверхностной сферы зарождается критика более глубокой сферы, но лишь как подчиненный момент критики более поверхностной сферы. Более глубокая сфера рассматривается не сама по себе, а лишь в связи с более поверхностной сферой, постольку, поскольку это нужно для рассмотрения последней. Затем в данном случае начинается сведение более поверхностной сферы к более глубокой, поиски того, на чем основывается эта более поверхностная сфера. Фактически менее глубокая сфера сводится, отождествляется с более глубокой. При этом отождествление происходит так, что специфика менее глубокой сферы и специфика более глубокой сферы по сути дела остаются в стороне. Специфика менее глубокой сферы объясняется только из того, что в менее глубокой сфере тождествено с более глубокой. Но это еще не достаточное объяснение менее глубокой сферы: если религия предстает лишь извращенным сознанием, долженствующим быть сведенным к наличным естественным, подлинным человеческим отношениям, то остается необъясненным появление, происхождение самой извращенности сознания из земной основы.
Чтобы объяснить менее глубокую сферу, необходимо не только свести ее к более глубокой сфере, но и из специфики более глубокой сферы вывести специфику менее глубокой сферы, т. е. объяснить более поверхностное различие через единое с ним более глубокое различие.
При переходе от менее глубокой сферы к более глубокой происходит в процессе познания «переворачивание»: та сфера, которая представлялась сначала главной, доминирующей превращается в подчиненную и наоборот. При этом переворачивание является не только формальным, но и содержательным: изменяется и содержательно понимание как менее, так и более глубокой сферы.
Переход К. Маркса к критике политики, государства и права как главной задаче совершался в единстве внутреннего и внешнего, внутренней «логики» индивидуального развития и внешних воздействий. В каждый данный момент внешние воздействия воспринимаются избирательно, по-разному в зависимости от внутренней логики развития индивида. Одно и то же внешнее воздействие вызывает различные изменения в зависимости от испытывающего их индивида. Внешние воздействия воспринимаются избирательно различными индивидами с различной внутренней «логикой» развития. Например: «Политическое движение, начавшееся в 1840 г., освободило г-на Бауэра от его консервативной политики и подняло его на один момент до либеральной политики. Но и тут политика была, собственно говоря, только предлогом для теологии»34. Между тем как Маркс поднялся до революционной политики и подчинил критику религии критике политики.
Конечно, переход Маркса от критики религии к критике политики, государства и права как к главной задаче был переходом. к более глубокому пониманию положения вещей. Но все-таки поиск корней религии в политике, государстве и праве предполагал утверждение, что именно политика, государство и право являются главной сферой действительности. Это был, так сказать, «политический» идеализм. Фактически не самая глубокая сфера предмета (действительности, жизни общества) представлялась в качестве самой глубокой сферы. Таким образом и здесь, с одной стороны, осуществлялось движение от поверхности к сущности, от менее глубокой сферы предмета к более глубокой и выявлялось истинное, подлинное соотношение сфер (политика, государство и право ближе стоят к экономическому базису общества, и эти отношения являются объективно более глубокими, чем религия); с другой стороны, в этом движении допускается переворачивание истинного положения: более глубокая из уже выявленных сфер предмета представляется самой глубокой, а та сфера, которая на самом деле образует сущность предмета (общества), еще по сути дела вообще не включается в поле зрения.
Более того, критика политики, государства и права в свете имевшейся у Маркса концепции отношения философии и действительности была главным образом философской критикой. Сущностью политики, государства и права оказывалась определенная философия, а политика, государство, право — миром явлений. Следовательно, главной формой идеализма, присутствовавшей в этом воззрении, был, так сказать, «философский» идеализм.
Но уже при осуществлении первых попыток создания системы философии права К. Маркс убедился в том, что философия не, должна быть произвольной по отношению к конкретной науке, к предмету философствования, что она зависит от самого предмета. Правда, он перешел не к изучению предмета самого по себе, а к изучению идеи самого предмета, что противоречило требованию изучения предмета самого по себе. В период работы над докторской диссертацией методологическое положение об известной независимости предмета от познания, от философии выступает во взгляде, согласно которому философия, сущность в отношении к миру явлений земной действительности, не только воплощается, но изменяется, развивается, хотя при этом мир явлений изображался как та же философия, сущность, но с обратным знаком.
Поскольку допускается известная независимость предмета познания от познания, земной действительности от философии, мира явлений от сущности, постольку допускается также в качестве методологического, логического, гносеологического требования, требование изучения предмета самого по себе, фактического и в этом смысле конкретного изучения предмета. Итак, политика, государство и право должны были быть рассмотрены в их фактическом существовании. Следовательно, необходимо было точное знание осуществляющейся политики, существующих государства и права. Вместе с тем требовалось выявить осуществление определенной (гегелевской) философии35 — разума, абсолютного духа, сущности земной действительности — в политике, государстве и праве. Определяющим, решающим является, по Марксу, именно соответствие политики, государства и права философии, в которой осознана и представлена сущность земной действительности, объективный дух. Определяющей, решающей является философская критика (ведущаяся с позиций гегелевской философии) политики, государства и права. В этом случае кажется, что философской критики вполне достаточно для изменения существующих политики, государства и права. Но в процессе этой критики будут выявлены, по мнению Маркса, и историческая определенность, исторические пределы самой данной философии, т. е. изменится она сама.
К. Маркс еще не осознает, что сама по себе последовательная, беспощадная философская критика существующих политики, государства и права не может изменить существующие политику, государство и право.
К. Маркс не осознает еще, что последовательная, беспощадная философская критика существующих политики, государства и права рано или поздно вызывает практическое противодействие; если же философская критика продолжает последовательно осуществляться при наличии практического противодействия, то она перерастает в практическую, материальную борьбу, в ходе которой изменяется и само содержание философской критики.
В период подготовки докторской диссертации К. Маркс начинает переходить на позиции революционного демократизма. Начало перехода К. Маркса к революционному демократизму обнаруживается и в его атеизме, в его критике религии, доходящей до поисков земной основы религии в существующих праве, политике, государстве, и в выдвижении в качестве главной идеи — идеи обмирщения философии, критики существующей земной действительности.
Однако переход на позиции революционного демократизма не совершился окончательно: критика политики, права, государства еще не выдвинулась на первый: план, критика существующего представлялась по преимуществу в качестве философской критики. религии и наличной философии.
22 Подробно и обстоятельно пишет об этом О. Корню в своем большом труде «К. Маркс и Ф. Энгельс. Жизнь и деятельность». М., 1959. Поэтому мы отсылаем читателя к его монографии (т. I, гл. 3).
23 См. О. К о р н ю. К. Маркс и Ф. Энгельс. Жизнь и деятельность.
24 К. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений, стр. 197.
25 См. там же.
26 К. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений, стр. 24.
27 К. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений, стр. 211.
28 См. там же, стр. 76—77.
29 К. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений, стр. 77.
30 Там же.
31 См. К. Марк с и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 62—67.
32 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Из ранних произведений, стр. 79.
33 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 28.
34 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 124.
35 У Гегеля философия представляет собой осознание абсолютного духа, а не сам абсолютный дух. Но признание существования абсолютного духа есть признание отрыва существующего общественного сознания от породившей его основы. При этом общественное сознание в том виде, в котором оно осознается мыслителем, и выдается за абсолютный дух. Таким образом, философия выступает не только как осознание абсолютного духа, но, явно или неявно, определенная философия утверждается в качестве самого абсолютного духа. Здесь мы имеем в виду эту вторую сторону противоречия.