Собственно возникновение предпосылок метода научного исследования К. Маркса — это процесс первого столкновения К. Маркса с материальными интересами и первые попытки их осмысления, попытки, предпринимаемые в рамках в общем идеалистического мировоззрения.
Уже в статье «Передовица в № 179 «Kölnische Zeitung» встречается следующее очень показательное высказывание К. Маркса: «Разве в большей части возбуждаемых вами (христианами. — В. В.) судебных процессов и в большей части гражданских законов дело не идёт о собственности?»[1]. Итак, большая часть гражданских законов — это законы о собственности. К. Маркс еще не высказывается о том, необходимо ли такое положение или оно случайно, является ли вопрос о собственности необходимо главным вопросом гражданского законодательства и главным вопросом гражданской жизни общества. Он лишь констатирует факт, не объясняя его. Этот факт, в действительности не укладывающийся в рамки имевшихся тогда у Маркса представлений о государстве, о сущности человеческого общества, найден и зафиксирован, но не объяснен. Поэтому противоречие его упомянутым представлениям не обнаружено. То и другое сосуществуют пока безразлично друг к другу.
Тем не менее подход к самой глубокой сфере жизни общества начался. И начался таким образом: в менее глубокой сфере жизни общества (в сфере деятельности государства), которая принимается пока за сущность, за самую глубокую сферу жизни общества, фиксируется то, что на самом деле есть непосредственное, ближайшее проявление в ней действия более глубокой сферы, подлинной сущности. К. Маркс по сути дела отмечает, что в гражданском законодательстве речь идет большей частью о праве на собственность (вопрос о собственности сливается в сознании молодого Маркса с вопросом о праве на собственность). К. Маркс лишь констатирует это проявление и констатирует его не как та или иное сугубо единичное, а как единичное повторяющееся, как такое своеобразное единичное, которое образует большую часть единичных предметов, явлений данного класса (в большинстве -гражданских законов речь идет о праве на собственность). Поэтому вопрос о собственности привлекает к себе внимание К. Маркса, предстает имеющим важное значение в гражданской жизни.
Более определенно свое отношение к вопросу о собственности К. Маркс выражает в статье «Коммунизм и Аугсбургская «Allgemeine Zeitung» (написана 15 октября 1942 г.).
Отвечая на обвинение Аугсбургской «Всеобщей газетой»-«Рейнской газеты» в коммунизме, К. Маркс впервые непосредственно высказывает свое отношение к коммунизму. К. Маркс считает его в высшей степени серьезным современным вопросом для Франции и Англии и более того вопросом, имеющим европейское значение, вопросом, распространяющимся и на Германию[2].
Фактом, бросающимся в глаза всякому наблюдателю, является, по мнению К.. Маркса, борьба сословия (по существу речь идет уже о классе), не имеющего собственности, со средним классом (по сути дела, с буржуазией), сосредоточившим в своих руках собственность и государственную власть. Сословие, не владеющее ничем, требует доли в богатстве средних классов, т. е. главное, из-за чего оно ведет борьбу, есть вопрос о собственности, об имуществе, о богатстве.
- 1 К. Маркс явно на стороне сословия, не владеющего ничем. Более того, он, видимо, уверен в необходимости немирного пути разрешения коллизии, в непримиримости борющихся сторон. Это видно из текста статьи[3]. К. Маркс несколько раз намекает на то, что разрешение вопроса должно осуществиться посредством кровавого кризиса. К. Маркс начинает (но только начинает) видеть излечение таких болезней германской действительности, как запустение рек, упадок судоходства, упадок торговых городов, бедность людей, независимых по своему положению, и др., в революционной борьбе неимущих против имущих собственность и государственную власть.
- 2 Однако у Маркса в рассматриваемый период, наряду с сохранением этих противоречий на ступени тождества с различием, они появляются и на ступени разности.
К. Маркс явно на стороне сословия, не владеющего ничем. Более того, он, видимо, уверен в необходимости немирного пути разрешения коллизии, в непримиримости борющихся сторон. Это видно из текста статьи[3]. К. Маркс несколько раз намекает на то, что разрешение вопроса должно осуществиться посредством кровавого кризиса. К. Маркс начинает (но только начинает) видеть излечение таких болезней германской действительности, как запустение рек, упадок судоходства, упадок торговых городов, бедность людей, независимых по своему положению, и др., в революционной борьбе неимущих против имущих собственность и государственную власть.
Однако К. Маркс по-прежнему еще отождествляет государство, соответствующее понятию, с сущностью человеческого общества, т. е. отождествляет сущность с формой ее проявления, сводит сущность к форме ее проявления, причем к той форме проявления,которая наиболее близка к сущности. Сфера политики, государства продолжает оставаться для него определяющей. Поэтому К. Маркс констатирует как факт: вопрос о собственности, борьба сословия, ничем не владеющего, со средним классом— в высшей степени серьезный вопрос, имеющий европейское значение, — и в то же время сама собственность предстает у него в качестве политического, правового образования — как право на собственность.
Поскольку собственность рассматривается К. Марксом как правовое, политическое образование, и так как собственность, из-за которой идет борьба, есть частная, то частная собственность необходимо должна выступать для сознания К. Маркса в качестве, правовой, политической привилегии. Мы полагаем, что К. Маркс в это время неосознанно разделяет «основное положение Фурье»[4], придерживается взгляда на частную собственность как на привилегию. Это представление в определенной степени сохраняется еще в «Рукописи 1843 г.» («К критике гегелевской философии права»).
Во взглядах К. Маркса наблюдается неосознаваемая экстраполяция сферы политики, государства на сферу экономики, менее глубокой сферы на более глубокую. Специфика сферы экономики пока не обнаружена К. Марксом. (Естественно, мы отнюдь не хотим сказать, что к этому времени специфика экономики вообще никем и ни в какой форме не была выявлена. Здесь имеется в виду только то, каким образом именно К. Маркс приходит к пониманию необходимости заняться изучением экономики и ее роли в жизни общества.) Сфера экономики уже «нащупана» К. Марксом, отличена им от сферы политики. Но это отличие представляется ему несущественным отличием. Сфера экономики не выступает в существенном отличии от сферы политики, государства, сводится к последней сфере.
Таким образом. В качестве сущности выступает то, что на самом деле есть ближайшая форма ее проявления. Подлинная сущность уже нащупана, но она сливается в, сознании мыслителя с тем, что есть на самом деле ее непосредственное обнаружение в явлении, и осознается мыслителем в качестве явления. При этом отличие принимаемого за сущность от принимаемого за явление схватывается как несущественное. Менее глубокая сфера предмета представляется сущностью, а более глубокая — ее проявлением, полагаемым сущностью. Действительное отношение и уже начинает осознаваться и вмесите с тем осознается главным образом в перевернутом виде.
Следует подчеркнуть, что действительное отношение уже начинает осознаваться. Это сказывается и в интересе к вопросу о праве на собственность (т. е. в интересе к непосредственному обнаружению сущности в явлении) и в начинающем возникать понимании важности отличия собственности от права на собственность.
К. Маркс уже понимает коммунистические идеи как идеи борьбы сословия, не владеющего ничем. К. Маркс является революционером. Но одновременно он испытывает определенное влияние иллюзии, будто господствующие сословия, осознав истинные идеи, могут уступить сами, добровольно, только под влиянием познания истинности идей. И это последнее представление вытекает из идеализма, из утверждения решающей роли идей: ведь если главное, решающее средство борьбы — теоретическая критика, то достаточно показать истинность воззрений, чтобы их враги были в основном побеждены.
Очевидным фактом представляется К. Марксу то обстоятельство, что основная борьба в современных ему государствах (прежде всего в Англии и Франции) ведется между сословиями, не владеющими ничем, и средними классами и что главный вопрос борьбы — вопрос о собственности. К. Маркс стремится к защите обездоленной массы. В октябре 1842 г. (т. е. в месяц написания статей «Коммунизм и Аугсбургская «Allgemeine Zeitung» и «Дебаты по поводу закона о краже леса»[5]) он, во-первых, уже, как и в июне — июле, выражает интересы не просто народа вообще, не только отмечает совпадение своей точки зрения с позицией крестьянства, но становится на сторону сословия, не владеющего ничем. Во-вторых, в статье «Дебаты по поводу закона о краже леса» он впервые прямо заявляет о своей защите интересов «бедной, политически и социально обездоленной массы»[6]. Первой работой К. Маркса, направленной на изучение жизни, интересов бедноты, и была эта статья. К. Маркс не случайно стал рассматривать именно закон о краже леса. В 1836 г. из 207478 уголовных дел в Пруссии около 150 тыс. были делами о краже леса и проступках против законодательства о лесе, скоте и выгонах.
Очень характерно: К. Маркс анализирует именно законодательство, правовые установления, а не обращается к изучению экономического положения бедноты, непосредственно к материальной жизни бедноты. Во всем этом проявляется противоречивость взглядов К. Маркса и его методологии. С одной стороны, желание изучить действительную жизнь и борьбу бедноты, обездоленной массы, с другой стороны, он исследует не самое экономическую жизнь, а ее фиксированное выражение в законодательстве, в праве. И это выражение материальной жизни в правовых установлениях принимается за самое материальную жизнь.
Вместо того чтобы исследовать экономическое положение бедноты, экономические данные, самое материальную жизнь, ее коллизии, К. Маркс еще только изучает отражение этой жизни и ее коллизий в праве. И это вытекает из представления о собственности как образовании сферы политики, государства.
Конкретно речь шла о праве бедноты собирать валежник. К. Маркс отстаивает право бедноты, ссылаясь на правовую природу вещей. Собственность лесовладельца — растущее, живое дерево; его собственностью является и срубленный, т. е. обработанный лес, так как лес в данном случае выступает как продукт деятельности его собственника. Тот, кто рубит и похищает лес, или тот, кто похищает лес, срубленный собственником, тот совершает кражу. Сбор валежника не есть покушение на собственность, ибо само дерево не владеет упавшими ветвями, следовательно, не владеет ими и собственник. Связь с собственностью разорвана самой природой собственности. К. Маркс рассматривает собственность, во-первых, как продукт труда, деятельности, во-вторых, наряду с первым представлением и безразлично к нему имеется другое: собственность есть нечто природное, вытекает из природного отношения вещей.
Первое представление — более глубокое, в нем обнаруживается, с одной стороны, начинающееся проникновение в суть собственности, с другой стороны, речь ведь идет о собственности лесовладельца и о противостоящей лесовладельцам бедноте, не имеющей собственности, т. е. имеется в виду частная собственность и частная собственность представляется продуктом труда, деятельности именно частного собственника. Отсюда, если последовательно развить такое представление, необходимо следует вывод: устранение частной собственности неправомерно, ибо оно было бы просто-напросто ограблением, единственно правомерно лишь присвоение беднотой неоформившейся, неоформленной собственности. К. Маркс не осознает необходимости такого вывода из принятого им представления, не осознает он также, что это представление содержит и рациональное зерно, начало проникновения в сущность дела (собственность возникает на основе трудовой деятельности) и вместе с тем в таком виде отражает главным образом поверхность капиталистических отношений (частная собственность есть продукт собственного труда частного собственника).
Обратимся теперь ко второму положению. Маркс выводит собственность из природного отношения вещей. Это представление отражает поверхность буржуазного общества, в котором общественные отношения на поверхности выступают как отношения вещей, как природное отношение. Это представление выражает также взгляд, существующий при феодализме, на природно-личное отношение к собственности. Выводить право бедноты на сбор валежника из разрыва естественного отношения дерева и его ветвей — значит фактически исходить также из представления о частной собственности лесовладельца как обусловленной самой природой[7] и, следовательно, допускать вечность существования частной собственности.
Но здесь очень важно, что поверхностное представление о частной собственности как о данной природой превращается в средство защиты интересов бедноты, лишенной частной собственности, в средство борьбы с частной собственностью. Правда, самое большее, что при этом может быть достигнуто, так это расширение доли, принадлежащей бедноте, но не устранение самой бедноты. Стремление к последовательной защите политически и социально обездоленной массы сочетается с непониманием реальных путей и средств борьбы и использованием тех путей и средств, которые не могут по своей сути привести к удовлетворению коренных интересов этой массы, а, напротив, даже противоречат осуществлению упомянутого стремления.
Рассуждая о справедливой мере наказания за преступления против собственности, К. Маркс пишет, что такой мерой служит. мера содержания правонарушения. «Мера этого содержания есть, таким образом, и мера преступления. Для собственности такой мерой является её стоимость. … Стоимость есть гражданское бытие собственности, логическое выражение, в котором собственность впервые приобретает общественный смысл и способность передаваться от одного к другому. Понятно, что это объективное определение, данное природой самого предмета, должно служить также объективным и существенным определением для наказания»[8]. Следовательно, собственность получает общественный смысл и способность передаваться от одного к другому благодаря стоимости, стоимость есть гражданское бытие собственности.
Таким образом, общественное устройство, в котором происходит движение собственности от одного индивида к другому, в котором собственность свободно переходит от одного индивида к другому, есть гражданское устройство. Собственность, а также стоимость в данном случае выводятся из природы самих предметов. Стоимость представляется и тем, что придает собственности общественный смысл, т. е. чем-то общественным, и тем, что выводится из самой природы, т. е. чем-то природным. Стоимость оказывается и логическим выражением, которое впервые придает, создает общественный смысл собственности, т. е. стоимость есть бытие общественного разума. Стоимость и собственность определяются самими природными предметами.
К. Маркс сознает себя защитником бедноты, «самой низшей, обездоленной, неорганизованной массы»[9]. Причем имеется в виду не только беднота какой-либо ограниченной местности, а беднота во всех странах. Если в статье «Коммунизм и Аугсбургская «Allgemeine Zeitung» К. Маркс называет бедноту сословием, не владеющим ничем, то в статье «Дебаты по поводу закона о краже леса» он высказывается, о бедных как о людях, стоящих вне сословий[10].
Итак, хотя вопрос о краже леса касается бедноты в одной определенной стране, однако он служит материалом для выявления общего положения бедноты во всех странах. Речь идет в первую очередь по существу о праве бедноты и о том, что только право бедноты по своему содержанию законно, разумно, в то время как право привилегированных законно лишь формально, а по содержанию оно не всеобще и, следовательно, неразумно. «Обычные права благородных по своему содержанию восстают против формы всеобщего закона. Они не могут быть отлиты в форму законов, так как представляют собой оформившееся беззаконие. Противореча по своему содержанию форме закона — всеобщности и необходимости, — эти обычные права тем самым показывают, что они являются обычным бесправием; их нельзя поэтому отстаивать в противовес закону, а, напротив, они — как нечто, противоположное закону, —.должны быть отменены, и пользование ими должно даже повлечь за собой то или иное наказание»[11]. «Но если эти обычные права благородных являются обычаями, противоречащими понятию разумного права, то обычные права бедноты — это права, противоречащие обычаям позитивного права. Содержание обычного права бедноты восстаёт не против формы закона, — оно, скорее, восстаёт против своей собственной неоформленности. Форма закона не противоречит этому содержанию, но только оно не приобрело ещё этой формы»[12].
Очень важно то обстоятельство, что К. Маркс не различает по сути дела собственность как материальное отношение и юридическое отражение этого отношения, право собственности. Он обсуждает вопрос именно о праве собственности, о собственности как праве.
Право привилегированных, не являющееся по своему содержанию всеобщим, разумным, есть вместе с тем право частной собственности. Право бедных по своему содержанию всеобще, разумно, и оно есть общественная собственность. Непосредственно имелась в виду, конечно, защита обычных, прежних прав общинного крестьянства, а не защита собственности как собственности всего общества. Однако права бедноты обосновываются К. Марксом ссылкой на их всеобщность, разумность. А всеобщность согласно Гегелю и молодому К. Марксу есть не сумма единичного, а единство разнообразного, разум же по своей необходимой природе — объективный разум, а не разум изолированных индивидов или группы индивидов.
Поскольку право бедных квалифицируется как разумное и всеобщее, постольку фактически происходит отвлечение от собственности как собственности отдельных, изолированных друг от друга общин. Интерпретация права бедноты в качестве разумного и всеобщего позволяла в рамках идеализма начать нащупывание понимания собственности как общественной.
Понимание настоящего К. Марксом определяет и его понимание истории. Заметим, что уже здесь знание истории у Маркса не есть просто опрокинутое на прошлое знание настоящего. Однако тем, каковы взгляды на настоящее, решающим образом определяется подход к прошлому. Мы уже рассматривали воззрения К. Маркса на историю, в частности, в период подготовки и написания докторской диссертации.
Теперь К. Маркс придерживается в общем прежнего представления о развитии истории как осуществлении свободы духа, разума общества. Однако здесь развитие свободы представляется главным образом как развитие права, политического духа общества.
К. Марко делит мировую историю на период несвободы и период свободы. Внутри периода несвободы он, на наш взгляд, различает два этапа. Первый этап — духовное животное царство, «феодализм в самом широком смысле этого слова»[13] (причем К. Маркс отличает примитивный феодализм от более развитого). Второй этап — этап рассудка. И затем период собственно свободы — период разума.
В период несвободы неравенство господствует над равенством, человечество распадается на ряд видов, разделение человечества на виды господствует над единством человеческого рода. Связь видов, их объединение, родовое единство, определяется их неравенством. Единство (единство человеческого рода) осуществляется через неравенств? видов. Неравенство видов понимается К. Марксом как неравенство в государственно- и частноправовом, в политическом отношении. В этом отношении взгляд К. Маркса отличается от представления Гегеля. И Гегель, и пока еще К. Маркс рассматривают сферу частных интересов, гражданское общество в качестве проявления деятельности государства. Оба мыслителя придерживаются представления о существовании духовного животного царства. Но Гегель относит это царство лишь к сфере частных интересов, где каждый индивид преследует свои эгоистические цели и противостоит другим индивидам, а К. Маркс распространяет представление о духовном животном царстве и на сферу государства и права, как частного, так и государственного, и различает не по индивидуальному признаку, а по групповому (по тому или иному наличию или отсутствию правовых привилегий) .
Мы уже отмечали, что К. Маркс представляет действительное отношение сущности и явления общества пока в общем и целом в перевернутом виде. Выйти за пределы перевернутого представления о соотношении сущности и ее проявления можно при неприятии, отрицательном отношении, критике не только того, что мыслитель считает проявлением, но, главным образом, того, что он считает сущностью, т. е. путь к перевертыванию отношения лежал через критику государства и в первую очередь государственного права. Поэтому квалификация К. Марксом не только сферы частных интересов, а и существующего государства и права как духовного животного царства была шагом вперед по пути к установлению истинного соотношения материальной жизни общества и государства и уже в пределах перевертывания действительного отношения заключала в себя более глубокое проникновение в действительное положение вещей, чем это было у Гегеля.
Поскольку в духовном животном царстве, в царстве, где дух еще не стал свободным и где он еще непосредственно погружен в животную природу, именно неравенство, различие обусловливает и определяет связь, постольку отношение различного, неравного есть отношение враждебного, главным образом, исключающего друг друга. Связь различного есть здесь связь исключения, отрицания различным друг друга. Равенство, тождество есть тут только одинаковость различных индивидов одного вида, т. е. одинаковость изолированных индивидов. Поэтому, строго говоря, отсюда следует, на наш взгляд, что индивиды не образуют вид как единство, индивиды внутри каждого вида по существу изолированы друг от друга и в лучшем случае только внешне одинаковы, т. е. внешне равны[14].
В период свободы определяющим становится единство (равенство человеческого рода). Но это единство не бесформенное, не лишенное различий. Различия в нем есть, однако они полагаются единством (равенством).
В периоде несвободы К. Маркс выделяет в качестве последнего этапа — этап рассудочной деятельности. На ваш взгляд, было бы неправомерно интерпретировать это представление К. Маркса так, будто он подразумевает под этапом рассудка исключительно буржуазное общество. Так как К. Маркс еще не понял сути его и не отличил ее последовательно от сути феодализма, то различение феодализма и капитализма сочетается, с их отождествлением. И все же К. Маркс подчеркивает в какой-то мере своеобразие этапа рассудка по отношению к средневековью, все установления которого, по мнению К. Маркса, представляли собой смешение частного и публичного права[15]. Собственность имела тогда неопределенный характер, она не являлась ни безусловно частной, ни безусловно общей собственностью. Между тем «источник всякого обычного права бедных заключается в неопределённом характере некоторых видов собственности»[16]. Следовательно, привилегии и права привилегированных существовали и слитно с правом бедноты.
Деятельность рассудка заключалась в уничтожении двойственных, неустойчивых форм собственности. К. Маркс признает исторически необходимым рассудочное законодательство. Деятельность рассудка сводила неопределенные виды собственности к определенности, т. е. лишало бедноту источника их обычного права, сводила все виды собственности к односторонней, к частной собственности. Всякой частной собственности был придан гражданский характер, т. е. было установлено равенство всех частных собственников перед законом, в этом отношении частная собственность потеряла случайный характер и получила характер всеобщности, необходимости (равенства перед законом).
Однако рассудочное законодательство, превращая неопределенную двойственную собственность в определенную, частную собственность, утверждало право владельца собственности и уничтожало существующее право невладельца собственности. Кроме того, установление равенства частных собственников перед законом не уничтожало государственно-правовых привилегий собственности: сама частная собственность есть государственно-правовая привилегия[17].
Частная собственность, частный интерес, поскольку К. Маркс рассматривает их как продукт деятельности рассудка, не позволяют осуществиться действительному единству, целостности. Рассудок изолирует стороны целого и тем самым умерщвляет дух целого. Поэтому, с точки зрения К. Маркса, частный- интерес, частная собственность есть нечто бездуховное, неразумное, материальное и безнравственное (нравственное есть определение целостности).
В дебатах о краже леса К. Маркс обнаруживает, что частный интерес лесовладельцев готовит закон и превращает государство в свое средство. Государство, соответствующее своему понятию, есть воплощение целого, разума, всеобщности. Поэтому мало-мальски разумное государство не допустит превращения себя в средство частных интересов. Если же государство допускает, что частный интерес подчиняет его себе, то такое государство неразумно и подлежит уничтожению.
К. Маркс исходит из идей закономерного, необходимого развития духа. Стадия рассудка исторически неизбежна. Однако К. Маркс, хотя и понимает, что рассудочное законодательство есть выражение объективного, независимого от законодателя развития духа, переживающего стадию рассудка, вместе с тем, в силу своего идеализма, не может последовательно отличить рассудочное законодательство от объективно существующего рассудка, и постольку законодательство предстает всемогущим. Отсутствие понимания реальных условий существования, возникновения и уничтожения частной собственности обусловливает произвольность представлений об этих условиях.
В период свободы, господства разума связь, единство, определяет различия, различия сохраняются, но уже не обособляются и осуществляются не через себя, а через единство.
Из взглядов К. Маркса на историю человечества вытекают, по нашему мнению, два противоречащих друг другу представления о будущем частной собственности. Во-первых, К. Маркс, по-видимому, полагает, что в разумном обществе частная собственность, частные интересы сохраняются, но они подчиняются единству человеческого рода, объединяются. (Это понимание содержится и в статье К. Маркса «О сословные комиссиях в Пруссии».) Во-вторых, исходя из того, что К. Маркс относит возникновение частной собственности в развитом виде к периоду рассудка, и основываясь на том, что, согласно К. Марксу, в разумном, обществе снимается обособленность частных интересов, образующаяся в. период рассудка, можно заключить о наличии в воззрениях К. Маркса зародышевых представлений о необходимости установления общественной собственности. Однако при этом собственность понимается К. Марксом именно в качестве прежде всего права собственности. К. Маркс уже начинает понимать, что если в царстве несвободы трутни, нетрудящиеся присваивают себе плоды работы трудящихся, изнуряя их работой, то в царстве свободы, разума плоды труда будут принадлежать самим трудящимся, а работа перестанет быть убивающей человека своей тяжестью. Правда, высказывание о трутнях и рабочих пчелах духовного животного царства не развито К. Марксом. К. Маркс представляет себе период свободы в истории человечества, т. е. осуществленный разум, как мир единства, «который сам создаёт свои различия»[18].
Небезынтересно заметить следующее. Если старый процесс развития уже достиг такой степени зрелости, когда он выявил свои противоречия, а новый процесс развития, возникающий из старого». еще только становится, когда различия и противоречия внутри нового еще не развились, — на первый план выходит устранение отличий старого процесса от нового. Единство старого и нового процессов действительно является и представляется тем, кто желает способствовать развитию, не главной стороной. Главным же является отрицание старого, его отличия от нового. Напротив, так как в новом процессе еще не выступили его внутренние различия и противоречия, то при его рассмотрении на первый план выходит единство. Если же при этом новый процесс представляют не как абсолютно развитый, то в нем допускают различия и т. п., но только как подчиненный момент тождества, единства.
Если же новый процесс достигает такой степени, зрелости, когда обнаруживаются его внутренние различия и противоречия,. то прежний взгляд на него как на такой, в котором главным является единство, оказывается сначала консервативным, а затем и реакционным. Все взгляды, бывшие для своего времени революционными, по мере развития общества или наук превращаются в консервативные, а затем в реакционные, если их пытаются применить к условиям, по отношению к которым они изживают или изжили себя.
Воззрения К. Маркса в рассматриваемый период продолжают иметь переходный характер и, следовательно, в них сохраняются противоречия перехода (от идеализма к материализму, от революционного демократизма к коммунизму).
В методологическом аспекте необходимо отметить следующие главные противоречия.
На начальных этапах критика существующего (будь это общественное устройство, наука, методология или что-либо другое) исходит из предпосылок существующего. Таково характерное и общее противоречие всякого перехода. У К. Маркса оно проявляется, в частности, в том, что критика К. Марксом феодализма еще не освободилась от представлений, свойственных феодализму, а критика К. Марксом капитализма не освободилась от критики, ведущейся с позиций, свойственных капитализму.
Точно так же и в области методологии. К. Маркс критикует метод Гегеля, оставаясь во многом в пределах этого метода.
Но преодоление старого, исходящее из предпосылок этого старого, переживает несколько этапов.
Уже у Гегеля содержалось противоречие между идеализмом, по своей сути освящающим существующее, и диалектикой, по своей сути критической и революционной. Однако у Гегеля противоречие между идеализмом и диалектикой находилось, по нашему мнению, на уровне тождества с различием: в методе Гегеля .диалектика по сути дела отождествлена с идеализмом, хотя неявно ее отличие от идеализма сохраняется. Соответственно в философии Гегеля освящается существующее, а изменения существующего допускаются лишь как сугубо подчиненный момент сохранения существующего.
В воззрениях молодого К. Маркса в рассматриваемый период противоречие между идеализмом и диалектикой, а также между сохранением существующего и его критикой поднимается на более высокую ступень. Это обусловливается прежде всего социально-политической позицией К. Маркса. В отличие от Гегеля К. Маркс — революционер и, следовательно, он стремится в корне отвергнуть существующее. Само собой, разумеется, осуществление разума, разумное устройство общества К. Маркс переносит на будущее, на то общество, которое в корне отличается от существующего. При этом на первый план выходит не единство существующего и будущего, достигаемого в процессе и в результате коренной критики существующего, а их отличие друг от друга, точнее, отрицание существующего. Но такая позиция методологически в полной мере не осознается. Создается противоречивая методологическая ситуация. Во-первых, поскольку метод Гегеля до конца не преобразован К. Марксом, сохраняется противоречие идеализма и диалектики на ступени тождества с различием. Во-вторых, во взглядах К. Маркса содержится вместе с тем более развитая ступень отношения идеализма и диалектики, а также более развитая ступень взгляда на сохранение существующего и его критику. Центр тяжести в этом отношении перенесен на критику, отрицание существующего, а установление единства существующего и того, что должно прийти ему на смену, хотя и имеется во взглядах К. Маркса, однако оно отступает на задний план и присутствует, скорее, неявно. Точно так же методологический, подход, основывающийся преимущественно на признании необходимости сохранения существующего, выступает как, главным образом, отрицаемый, а методологический подход, основывающийся на признании необходимости коренного изменения существующего, как утверждаемый. Единство того и другого присутствует неявно.
Таким образом, во взглядах молодого К. Маркса в рассматриваемый период противоречие между идеализмом и диалектикой, а также между методологией, основывающейся на позиции сохранения существующего, и методологией, основывающейся на позиции коренного преобразования существующего, находится на ступени разности. Разность есть отношение различного как безразличного друг другу. Это — не оторванные друг от друга различия, а внутренне единые друг с другом, хотя единство неявно, не обнаружилось.
Указанные противоречия проявляются и в интерпретации К. Марксом в это время отношения государства и гражданского общества и в понимании им периодизации истории человечества и в трактовке сущности и существования различных общественных институтов.
Так, К. Маркс, как и Гегель, исходит из необходимости осуществления разумного государства, воплощающего идею целого. В противоположность Гегелю К. Маркс переносит воплощение разумного государства в действительности с настоящего на будущее, это обусловлено его революционным отношением к существующей действительности. Однако К. Маркс все-таки продолжает полагать, что действительность должна быть перестроена соответственно разуму. В таком случае разум неизбежно оказывается оторванным от действительности и, следовательно, превращенным в абсолют, в нечто неизменное.
Абсолют по своей природе исключает всякие различия, не говоря уже о собственно противоречиях. Признавать в абсолютизированном разуме различия — значит допускать утверждение, противоречащее абсолютизации разума. Признание абсолюта по сути противоречит признанию развития в истории. Признание абсолютного разума означает, что мир, предметы, вещи есть лишь воплощение разума, всеобщего. Допущение своеобразных сущностей-предметов, вещей противоречит допущению абсолюта. Все эти противоречия имелись у Гегеля. Имеются они и у К. Маркса.
Однако у Маркса в рассматриваемый период, наряду с сохранением этих противоречий на ступени тождества с различием, они появляются и на ступени разности.
У Маркса своеобразная сущность предметов, существование неразумной действительности, т. е. действительности, отличной от разума, с одной стороны, характеризуется как положенная разумом, а с другой — пусть неосознанно, допускается как существующая безразлично по отношению к разуму. Это связано с тем, что К. Маркс на самом деле начинает изучать предмет (в данном случае дебаты ландтага), не внося ничего произвольного, навязанного фактам извне.
Он констатирует и выражает в общей форме факт: лесовладельцы, т. е. частные собственники, занимаются законодательной деятельностью, они вырабатывают законы для осуществления своих частных интересов. Следовательно, частные интересы, частная собственность подчиняют себе законодательство, т. е. сферу деятельности государства, определяют содержание законодательства, а значит, определяют деятельность государства. Такое положение создается везде, где частная собственность диктует законы: «Лес остаётся лесом в Сибири, как и во Франции, лесовладелец остаётся лесовладельцем на Камчатке, как и в Рейнской провинции. Если, следовательно, лес и лесовладелец, как таковые, станут издавать законы, то эти законы будут отличаться друг от друга только местом, где они изданы, и языком, на котором они написаны»[19].
Замечает ли К. Маркс противоречие такого положения своему взгляду на разумное государство? Да. Но как он его разрешает? Он считает, что если так есть, то так не должно быть, что это существование противоречит сущности, разумному государству. И существование, противоречащее сущности, подлежит устранению.
Понимание отношения сущности и явления, существования К. Марксом также противоречиво.
Во-первых, в его воззрениях остается непреодоленная до конца ступень гегелевской трактовки отношения сущности и явления. При допущении абсолюта явление и сущность отрываются друг ют друга. Логически возможными оказываются три случая: либо сущность полностью сводится к явлениям, либо явления к сущности, либо явление и сущность сводятся к чему-то внешнему по отношению к ним. Сведение явления и сущности друг к другу существует на основе их отрыва друг от друга и, следовательно, понимания их отношения как чисто внешнего.
Гносеологическим корнем этого типа сведения служит познавательная ситуация, складывающаяся на переходном этапе, когда движение познания от поверхности, явления к. сущности только начинает сменяться движением от сущности к явлениям. Тогда в познании необходимо присутствуют огрубления, заключающиеся в сведении сущности к явлениям и явлений к сущности.
Но Гегель не только принципиально исходит из сведения явлений к сущности, в рамках отождествления явлений с сущностью» он допускает отличие явлений от сущности (это тоже характерно для упомянутой познавательной ситуации).
Во-вторых, К. Маркс фактически рассматривает также отношение сущности и явлений как разность, т. е. явления не только сводятся им к сущности и выступают не просто как отличные от сущности, а как безразличные к ней. Тем самым делается шаг вперед по пути устранения сведения явлений к сущности, по пути устранения разрыва между явлениями и сущностью, по пути установления подлинно внутреннего единства явлений и сущности.
Следует заметить, что переход познающего от познания отношения явления и сущности на уровне конкретного тождества к познанию их отношения на уровне различия и затем разности (а впоследствии на уровне противоположности и противоречия) противоречив. Это есть одновременно и углубление в объект познания и отлет от него. Так, на уровне понимания отношения явления и сущности как разности выступает в качестве одной из сторон отношения безразличие явления и сущности друг к другу.. Абсолютизация этой стороны может привести, например, к априоризму кантовского типа. У Маркса абсолютизация кантовского типа отсутствует.
[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 109.
[2] См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 115.
[3] См. там же, стр. 116.
[4] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 117.
[5] Статья «Дебаты по поводу закона о краже леса» была напечатана и, по-видимому, также написана после статьи «Коммунизм и Аугсбургская «Allgemeine Zeitung».
[6] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 125.
[7] В иной форме следы такого рода подхода к собственности сохраняются и позднее в рукописи К. Маркса «К критике гегелевской философии права».
[8] К. М а р к с и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 124.
[9] Там же, стр. 125.
[10] См. там же, стр. 128.
[11] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 126.
[12] Там же, стр. 127.
[13] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 125.
[14] См. К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 1, стр. 126.
[15] Там же, стр. 128.
[16] Там же.
[17] Представление о собственности как только или главным образом привилегии — представление, соответствующее феодальному устройству общества. Борьба против частной собственности вообще, но как привилегии, есть борьба против феодального отношения, исходящая из предпосылок феодального общества.
[18] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 125.
[19] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 160.